Кольца Джудекки
Шрифт:
– Это - бань-ши. Она друг…
– Они убивают людей, - перебил староста.
– Только когда защищаются. А защищаться начинают, если почувствуют… я не знаю, как сказать. Зло… Когда им угрожают. Когда им хотят сделать больно.
– Они нападают первыми. Не всегда, правда.
– Они - Руслик задумался. Илья в который раз отметил, как мал его словарный запас. И ведь удавалось общаться. Не просто общаться - понимать друг друга.
Сейчас мальчику было тяжело как никогда. Он старался донести нечто, чему не было определений в человеческом /?!/
– Руслан, - окликнул он, поднимаясь со своего места, - Скажи, бань-ши умеет читать мысли?
– Нет… Да, и мысли тоже.
– Они чувствуют агрессию?
– Беду.
– Это, когда им угрожают?
– Они - смотрят вдаль. И предупреждают.
Илья ничего не понял, но продолжал в надежде, что все как-нибудь прояснится:
– Они чувствуют чужую беду?
– Да. И предупреждают криком.
– Я не понимаю.
– Их крик слышен не только здесь, но и ТАМ…
– Что он говорит? Ты понял?
– вцепился в Илью Сергей.
– Я, конечно, могу ошибиться, но получается: эта страхолюдина чувствует беду, и по возможности предупреждает. Так, Руслан?
– Да.
– Но… нет. Не может быть! Она разумна?
– староста подошел вплотную к клетке.
– Да.
– Якорь в корень!
– всплеснул руками АФ.
– А ее - в суп!
– Кто ж знал!
– вскинулся староста.
– Точно, ведь - было! Когда восьмой отряд попал в заваруху, страус прибежал и давай орать у самой деревни. А мы его… -???
– Так, кто ж знал!
За спиной Ильи послышались всхлипывания. На травке, подогнув ноги, сидела молодая женщина. Одета как все - в рубашку из папира. Лицо обычное, в толпе не заметишь, и плачет по-бабьи, навзрыд. Так жалостно, что за ней потянули остальные.
– Геть! Сопли распустили, - прикрикнул на них староста. Но куда ему было остановить шквал женских слез.
– Чего же теперь с ней делать? От, мать твою! Выпустишь, а вдруг она на ладей кидаться начнет? Поди, натерпелась. Не выпустишь, бабы не хуже страусов заклюют.
Слыш, мужик, - обернулся он к Сергею.
– Спроси у своего дружка.
Руслик сидел возле птицы и поглаживал ее избитые бока:
– Я все слышал. Она тоже. Она никого не тронет. Только ей далеко не уйти, сильно избита. Мы останемся в клетке. Так ей будет спокойнее. Завтра или послезавтра она уйдет.
– Ты с ней там останешься?
– Она напугана.
– А и оставайся. Мы тебе туда еды принесем, постель…
– Нам достаточно воды и орехов.
Мальчик отвернулся, ушел в себя. Не подойдешь, не тряхнешь: Руслик, объясни. Не объяснит. Не хочет? Не может? Или - дебил? Дуракам - счастье. Он слышит голоса сельвы и животных, но не слышит, или не понимает человеческих… с ним столько пройдено… Нет! Не дебил!
Опять цветные круги перед глазами. Или на воде? Вынырнет сейчас змеерыб, хватит зубками за белу ручку… Уже хватает, тащит и трясет. Чего тебе, змеерыб? Хочешь кушать?
А я хочу домой!
Хочу
Его действительно трясли. Илья с трудом открыл глаза. Сумерки. В них - незнакомое женское лицо. Сосредоточился. Женщина не только дергала за руку, она еще норовила брызнуть в лицо водой из глиняной плошки. По краю миски змейкой вился орнамент с крапинками.
– Плохо тебе?
– Уже нет.
– В первое время так часто бывает. Привыкнешь. Пойдем.
– Куда?
– спросил и вспомнил остережение: нельзя кудакать на дорогу - пути не будет.
– Ко мне.
– А что у тебя?
– Как у всех - дом.
– Сейчас… встану.
Она сильно потянула, поставила на дрожащие ноги и поволокла, подставив плечо.
Прям - санинструктор выносит солдата из боя.
А, может, так и есть? Илья заозирался. Впереди ползла еще одна скособоченная парочка - Александр Федорович и давешняя, слезливая баба. Сократа не видно. Уже унесли? Только Сергей сидел на траве возле клетки и разговаривал с Русланом.
Из-за сумерек лица спутницы не разглядеть, видно только, что женщина. Значит, вновь прибывших, разведут по избам, пристроят, помоют, накормят и… дальше по списку.
Обдало жаром. Сколько раз в дороге накатывало! Гнал, чтобы не рехнуться. Целибат это вам не ленивое отрешение от сладостей земных. Это - пытка постоянным напряжением, когда только опасность, выгоняя адреналин в кровь, заставляет на время забыться. Когда уже все равно, кто она, лишь бы - самка.
– Давай! Давай, быстрее…
Илья путался в одежде. В чем там путаться-то? Не получалось. Руки не слушались.
Но она-то чего торопится?!! Горячая как печка, только кожа на груди чуть прохладнее. Сейчас он до нее доберется…
Женщина опрокинула его на себя и - пошло.
Любовь тигров, акт зверства. Не в смысле причинения боли или умертвия, в смысле рыка, рычания, рева. В голос! Внутри тоже все ревет и крутится так, что впившиеся в спину ногти, почувствуешь только завтра.
Он изливался и изливался. Накопилось. Только под утро наступило некоторое утомление. Женщина бессильно постанывала рядом и рук уже не тянула: еще, еще, еще…
А на рассвете:
– Дня три или четыре, потом пройдет.
– Что пройдет?
– Сюда все такими приходят. Вели, обрюхатить весь поселок, не остановятся.
– А дальше?
– Несколько дней покуролесят и спать. Отоспится мужик сутки, двое, проснется, а сила на убыль пошла. Не только сила, желание пропадает. Так и живут потом. Два раза в год на праздник слонцеворота - игры, пляски - распалятся, глядишь, кто и сподобится на подвиг. В другое время - нет. Вот бабы и ждут каждой партии приговоренных, как сказки. Ребятишек через год полдеревни народится.