Кольца Джудекки
Шрифт:
– Зачем ты им угрожал?
– тихо спросил Руслан.
– Они… Они… Они пришли из Дита.
– Я тоже. Нас всех осудили. Нет. Не так. Я пошел добровольно.
– Значит, убить меня должен ты?
– Клавдий теперь походил на рваную куклу. Стилет болтался в руке как пришитый.
– Ты бы ножиком не размахивал, - посоветовал Сергей.
– Спрячь, еще сам поранишься.
– А?
– Клавдий посмотрел на оружие, будто впервые видит.
– Да. Какой теперь прок.
Вас трое, кто-то да останется, чтобы меня убить.
–
– А?
– он отвлекся, засовывая клинок в ножны. Руслан подобрал топорик и аккуратно поставил у стенки, подальше. Но Клавдий даже не посмотрел в его сторону; кое-как справившись со стилетом, опустился на край скамьи и ссутулился, разом превратившись в подобие, изглоданного временем и червями, пенька.
Илья тоже сел. Ну, никак он не ожидал в благостном мирном раю нападения от безобидного, привечающего ребятишек дедульки. Вообще ничего подобного не ожидал.
Жизнь исподволь начала превращаться в череду не обязательных обязанностей и вечных, бездумных праздников.
В голове стоял гул. Властно потянуло в сон - улечься прямо тут, на пол, и обо всем забыть. Проснешься новым человеком, строителем светлого Райского будущего.
– Не спи - замерзнешь, - кулак Сергея чувствительно ткнул в бок - Эй, штрибан, - обернулся Углов к хозяину лаборатории, - Кого ждал-то? Расскажи. Нам обратно топать, повстречаем твоих друганов, маляву передадим.
Углов ерничал, скрывая, только что пережитый страх. Клавдий застыл лохматой кучей. Руслик подошел, поводил руками над головой, тот очнулся:
– Я долго ждал. Еще когда уходил из Дита знал, что меня не оставят в покое.
Дотянулись. Владыка… старец…
Интересно, кого этот памятник былых эпох назвал старцем, не иначе, петикантропа.
В душе Ильи проклюнулась способность к истерическому юмору. Но спросить он не успел. Заговорил Руслан:
– Поверь мне, если не хочешь верить им. Нас никто не отправлял, тебя убить.
Здесь вообще нельзя убить человека. Или, почти невозможно. Появись у кого-нибудь такое намерение, сама природа воспротивится. Остановится занесенная рука. Разве ты, прожив тут так долго, не заметил, что люди на плато меняются? Ты сам не смог нанести удара…
– Я бы смог!
– перебил старик.
– Я готовился к нему много лет. Каждый день я резал себе руку или ногу, терзал свою плоть, только за тем, чтобы в нужный момент вспомнить свою ненависть и нанести удар. Я бы смог!
Он задрал рукав рубахи. От запястья до локтя кожа была исполосована старыми и свежими рубцами. Тоже самое на ногах. Самоистязание - как форма сохранения личности, или способности совершить грех даже в раю? Илье стало тошно до головокружения. Зачем?
– Ты бы умер в следующий миг, после нанесения удара, - ровно сказал Руслан.
– Нет. Мне помогла бы выжить моя ненависть.
– Кончай базар, - Сергей решил перевести разговор из высоких эмпирей в обыденное русло.
– Мы вообще-то
– Илья проигнорировал гримасу неверия, что прикипела к лицу старика.
– Мы не останемся на плато. Не знаю, вернемся ли в город Дит, возможно, осядем где-нибудь по течению реки, или вообще не дойдем.
Дорога не самая простая. Твои советы нам бы очень пригодились. Да и про город ты больше нашего знаешь.
– Я вам ничего не скажу.
– Почему?
– Даже если вас никто не посылал, даже в таком случае вы ничего от меня не услышите. Вдруг вам удастся вернуться и попасть за стену? Там вы быстренько выложите все, что знаете. Они-то, дурачье зажравшееся, считают, что люди идут в отряды на верную смерть. Отсюда не возвращаются.
Клавдий не понимал, что противоречит сам себе. Отправкой в отряды его приговорили к смерти. Зачем тогда присылать убийц? Или синильный сумбур, вне зависимости от желания хозяина, отразил истинное положение дел - те, кто его сюда загнал, не уверенны в результате и по сему устроят-таки инспекцию, посмотреть все ли ладно? А если что не так - исправить. Интересно: стариковская паранойя - результат дитовских передряг, или дороги через сельву?
– Кто живет за стеной?
– надавил Сергей.
– Не скажу!
– Руслан, - в голосе Углова появилась нехорошая оттяжка.
– Можешь его потрясти?
– Не могу.
Сергей дернулся, но настаивать не стал:
– Мы не собираемся возвращаться в город, но, что там творится, знать не мешает.
Я давно подозревал, что за стеной живут люди. Женщин туда уводят? Илья смотрел по приходным книгам. Женщины пропадают сразу после карантина и не возвращаются.
А те, которые живут в слободах, все как одна изуродованы. Растолкуй.
– Люди? Ты спрашиваешь, живут ли там люди? Нет! Их так называть нельзя. Они - боги. Они себя считают богами!
– внезапно выпалил Клавдий, но тут же осекся и замолчал.
– Вот оно что, - протянул Сергей.
– Выходит, ты сам среди них обретался, потом тебя за что-то турнули. Колись.
Илье стало тошно. Сергей издевался над забитым, безумным, поверженным Клавдием.
Захотелось уйти не слушать, не смотреть. Человек даже в Раю не смог успокоиться, забыть, простить…
– Сам! Я - сам! Ушел, бросил все. Они сначала отговаривали, потом грозились.
Клавдий затрясся в приступе кашля. Руслик легонько повел перед ним руками, и кашель унялся - Шабаш!
– резко поднялся Углов. Клавдия шатнуло на лавке.
– Пошли отсюда, пока старый хрыч не врезал с перепугу. Нехай живет. Будет время, потолкуем.
У Ильи опять муторно зашлось внутри. Но и Сергею было нехорошо. У самой двери его шатнуло.
– Что с тобой?
– Елена сказала: еще день, два, и впадем в спячку. Кто сопротивляется дольше, может или рехнуться, или умереть. Такое бывало.