Кольца Джудекки
Шрифт:
И дома бы ни преминул, а уж здесь…
– Оставайся на месте, - голос у незнакомки был низкий, хрипловатый. Пробирающий.
– Вы - мне?
– Илья не флиртовал, он был наповал удивлен. Эх, мужеская востребованность! Три дня всего погулял, а уже - лев.
Донкович остался на месте, но голос таки подал:
– Я не причиню вам вреда.
– Конечно. Но и добра мне не надо.
– Простите, если помещал. Я только хотел, отдохнуть, отключиться… - говорил, и чувствовал, на сколько неуместен идиотски игривый тон. Но попробуй не растеряться, когда тебя посреди полного комфорта, теплым деньком вдруг окатят ледяной
Провалился обратно в межпространственную дыру?! Сейчас из кустов вывалит ее муж, и попрет на Илью с кулаками - незамай!
Как же! Она в рубашке из этого… из как его… из папира! А муж, если и объявится, покивает, понимающе, и - обратно в кусты. Не исключено, постережет, чтобы не мешали.
Илья как стоял, так и сел на землю. Голова сама уткнулась в согнутые колени.
Захотелось тихонечко - а чего, собственно, стесняться!
– завыть.
Босые ноги женщины плескались в воде. Поболтает, вытянет и смотрит, как стекают по коже капельки. Опять опустит. Илья закрыл глаза и прижал веки пальцами до разбегающихся радужных кругов. Открыл, только когда внутри глазных яблок зародилась ломота. Мир пошел разводами. Деревья приняли причудливы позы, изогнулась фигура женщины. Потом помутнело и тихонечко восстановилось. Пора было подниматься и уползать. Мало ли полянок в лесу. Найдет себе другую, менее обитаемую.
– А ваш мальчик с голубыми глазами бежал, - неожиданно проговорила женщина.
– Ночью открыл клетку и ушел вместе с птицей.
– Почему обязательно сбежал. Погуляет - вернется.
– Зачем ему?
– Что одному делать? Здесь все же люди?
– Уверен, что они, то есть мы, ему нужны?
– Люди, как правило, стремятся к общению с себе подобными.
– Он не человек.
– С чего ты взяла?
– Он не знает нашего языка, да и других тоже. Я пыталась с ним говорить. Я в прошлом лингвист: восемь языков, два из них редкие. Он не понимает фундаментальных этимологических фонем ни одного языка. За то он прекрасно ориентируется в местной флоре и фауне. Только оперирует неизвестными топонимами. Интересно поговорили.
– Когда?
– Ночью, все ушли, а я осталась.
– Мы с ним разговаривали всю дорогу по сельве и еще раньше, в городе.
– О чем?
– Так, ни о чем.
– Пинжик. Знаешь минимум слов и понятий - можешь общаться. Без затей, разумеется.
– Мне кажется, ты делаешь поспешные выводы, - вступил в полемику Илья, незаметно перебираясь ближе.
– Мальчик из глухомани, из горного села, где-то на Кавказе.
Языковые группы там очень многочисленны, иногда люди, живущие на одной стороне горы, не понимают, тех, кто ж живет на другой…
– Но всем в детстве поют колыбельные, - перебила незнакомка.
– Может, у него не было матери. Некому было петь?
– Была.
– Он говорил?
– Да. Знаешь, как ее звали?
– Как?
– Дита. Он мне спел на своем языке. Короткий речитатив. Ни на что не похоже.
Такого языка не существует.
– Ты здесь давно?
– спросил Илья.
– Какая разница! Не удивляйся. Кто прожил на плато несколько приходов, теряет чувство времени. Зачем считать время, если оно бесконечно? Зачем обременять себя учетом дней, если количество
– Бесконечную?
– Не думаю, что животные осмысливают начало и конец бытия. Жизнь должна казаться бесконечной, если самого понятия смерти нет в реестре ценностей?
– Можно я подойду поближе?
– спросил Илья, которому надоело подкрадываться по сантиметру.
– Неудобно разговаривать с твоей спиной.
– Ладно.
Донкович вскочил, но повело, он чуть не упал от головокружения.
– Что, укатали сивку крутые горки?
– усмехнулась собеседница.
– Отчитаться?
– Не злись. Я пытаюсь понять, что происходит.
– В городе почти нет женщин. И потом, там видимо особая атмосфера, или испарения…если не превратился в зомби, через некоторое время тебя начинает корежить. В общем…начинается поиск самки. В Алмазовке демократия, женщины общие - плати и пользуйся. В Игнатовке придумали зелье-нейтрализатор. Пожевал, и ничего тебе уже не надо. Ну а в Крюковке - кто смел, тот и съел. Когда шли сюда по сельве два зомби ожили.
Представляешь, как оживились инстинкты у нормальных? Но мне говорили, это не надолго. Несколько дней - и все - каюк потенции.
– Не потенции - влечению.
– А у женщин?
– Они не жили в городе, не ходили через сельву. Они нормальны, насколько можно быть нормальным в Раю. Хотя… у них превалирует материнский инстинкт.
Размножится как можно больше…Не знаю. Мне трудно судить. Я бесплодна. Уже такой сюда попала. Они любят своих мужей…
– Здесь заключаются браки?
– Нет, конечно. Но есть сложившиеся пары. Если ты успел заметить, тут отсутствует агрессия. Случаются, конечно, конфликты, но по земным понятиям их следует отнести к размолвкам. Никаких роковых страстей. Самое страшное - сельва - проклятие и благословение Рая. В нее уходят, чтобы не вернуться. Если бы ни сельва, на плато уже было бы не повернуться. Сельва селекционер. Есть долгожители. Раньше в экспедиции уходили надолго. Теперь стали посылать отряды на пару недель, или чуть больше. Путь туда - обратно, конечно, не близкий, зато потерь меньше.
– За добычей?
– Не только и не столько. Многие с головой уходят в исследования. Иначе не скажешь. Есть лаборатория. Кто хоть чуть-чуть способен мыслить, работают. Они одержимы.
– Одержание?
– Что?
– Не обращай внимания. Продолжай, пожалуйста. Кстати, ничего, что я разговариваю на ты. Если тебе неприятно, могу перейти на официальный сленг.
– Какие сантименты! Если заметил, я к тебе тоже обращаюсь запанибрата. Мы все тут братья и сестры, выброшенные с Земли в никуда. Кроме вашего мальчика. Не удивлюсь, если выясниться, что вы привели с собой ангела.
Руслик ангел? Проводник, спасатель, советчик и умелец, человек /не человек?/ страшной физической силы, который ни разу не повысил голоса, мухи не обидел.
Мух тут нету!
– А как же ты?
– вопрос сам выскочил из Ильи.
– Как все. Живу. Помню восемь языков. Изредка в них является необходимость. Живу одна. Они меня любят, я их тоже. Они все тут такие красивые, сильные, верные, добрые. В общем - деревянные.
Когда приходит партия из города, женщины просят меня уйти. Ухожу. Но все равно кто-нибудь находит меня в лесу.