Кольца Джудекки
Шрифт:
Мудреное, чуждое сельве и всему здешнему миру слово слетело и вплелось в разговор вполне органично. И сам, обряженный в драное рубище, дед не казался инородным в чистой, просторной комнате. Скорее, выглядел экзотично.
– Сейчас кашки поедим.
Илья насторожился, в стойку стал и Сергей.
– Рис?
– Выращиваю помаленьку. Как-то от китайцев перепало. Развел. Растет, конечно, не такой, как у них. У них высотой с осоку прет. У меня, как дома, с полметра, и зернышки мелкие.
Дед зачерпнул пятерней из мешка. Посыпались совсем обыкновенные,
– Что вытаращились? Риса не видали?
– Мы его столько съели… едва живы остались.
– В городе?
– Ага, в Алмазной слободе. • - Это которая теперь так называется?
– Слева по течению, у стены.
– Не разъело еще…
– Что?
– не понял Сергей.
– Ты сколько в городе прожил?
– Года два примерно, Илья - с полгода, Руслик - год.
– Вся слобода заселена?
– Нет. Выморочка большая, но не продвигается. Так говорят, по крайней мере.
– Значит - остановили.
– Слушай, дед… - - Меня зовут… впрочем, дед - так дед.
– Я хотел спросить, не знаком ли ты с Клавдием?
– А что, встречались?
– Еще как. Он нам не обрадовался. Скорее, наоборот.
– Клавдий, поди, до сих пор ждет, что за ним придут?
– Даже подарок для визитеров приготовил. Так, ты его знаешь?
– Давно. Еще с города, вернее с Элизиума.
– Это где?
– Место такое за стеной. Раньше называлось Элизиум, теперь - Джудекка.
– Говорил же я, что там живут!
– встрял Илья.
– Как догадался?
– Увидел сигнальные ракеты, решил, померещилось. Я тогда был не совсем здоров.
– Скажи, чуть коньки не отбросил. Еще бы маленько, и в зомби превратили, - напомнил Сергей.
– Живут там, а как же, - подтвердил дед и пошаркал к выходу.
– Пойду баню затоплю. Не мыты, поди, с самого проявления?
– Слышь, как второй раз проявляюсь!
– Сергей лежал на полке. На полу валялся облетелый веник. Широкая спина Углова пылала. Руслик сидел ступенькой ниже и чуть покачивался. И его укатали. Илья встал, поддать пару.
Дедок соорудил себе славную баньку. Все настоящее: каменка с прямым дымоходом, полки, влажные, черные бревна стен. Будто обратно родились. Сейчас выйдут, а там: самовар, водочка и сугробы за мутным, морозным окном.
Парились уже который час. Наружу почти не выглядывали. Только вначале Сергей придирчиво проверил, не придумал ли дед кой каверзы. Однако дверь открывалась вовнутрь - не подопрешь; дрова в топке полыхали самые обычные. И никакой ядовитой живности вокруг. Так и сидели, гоняли пар, да изредка выходили подбросить дровишек. Бочка с холодной водой стояла у входа на улице, по дороге ополаскивались и - опять в пекло.
– Предполагаю, это и есть Ад, - вдруг заголосил Илья.
– Шестой круг, где грешников жарят. А дед - штатный черт.
– Это ты врешь, - в тон ему откликнулся Сергей.
– Нам с тобой, понятно, тут самое место. А Русланку с нами за что?
– За компанию - не водись, ангел, с темными личностями.
– Я не ангел, - неожиданно
– Ангелы живут на небе.
– Это тебе наврали, парень, они живут везде, только встречаются редко.
– Ага, - подтвердил Илья.
– Вымирающий вид.
– От, ведь гад! Всегда норовит испортить разговор, - ругнулся Сергей и завозился, переворачиваясь.
– А не пора ли нам, господа грешники… и праведники, того.
– Чего, того?
– Топать отсюда, кто еще может.
– Слушай, как не хочется-то.
– Скоро угорим. Я уже поплыл. Лежу и кумарю.
– Тогда пошли. Тебя, кабана, потом втроем не вытащить.
Пора. Не хватало, подраться вениками.
О чудо! В избе на столе стояла глиняная бутыль, от которой за версту сдавало сивухой. Щас снег пойдет. Но таких изысков уже никто не ожидал. Ад он и есть ад, никогда в нем не достичь полного счастья.
В мешках для каждого нашлась чистая одежда. Староста верно рассудил: сами не сносят, так поменяют на что - пригодится.
После третьей или четвертой - старик пил со всеми, Руслик отказался - потянуло на разговоры.
– Давай, дед, колись. Кто в теремочке живет? В смысле - за стеной?
– Люди.
– Не финти, старый. Рассказывай, давай. Или ты тоже, ждешь посланца оттуда?
– Пожалуй, уже не жду. Не скрою, сначала такая мысль посещала. Я ловушек вокруг настроил. Ну, думал, придут гады - нарвутся. Я ими все припомню. Не пришли.
Может, и не дошли, конечно. Я в сельву ходил, глядел, но там, сами знаете: день - и следов не останется. Был труп, нет трупа.
– Хорошо излагаешь, старый, душевно.
– Охальник, ты, резаный.
– Тогда давай еще по одной, и мы тебе байку расскажем про наше житье-бытье.
Насоветуешь чего.
Выпили. Местная самогонка забирала неспешно, но мощно. Илью распирало изнутри желание выговориться. Пришлось обождать, пока Сергей закончит свое повествование.
Тот говорил и за себя, и за Руслика, и за историю города Дита. Многое Илье было известно. Однако случилась незнакомая байка: -…они называли ее дикой охотой. Раз в сто лет из-за стены наезжала орава и крушила всех в куски. Кто спрятался, тот - жив. Остальных - в куски. Слышал о таком?
– Ага, ага, - пьяненько поддакивал дед.
– Ты не агакай, ты толком скажи, было такое? Сам я, конечно, не видел, но разумею, неоткуда им вылезать, кроме как из-за стены.
– Да оно и было-то несколько раз всего, давно уже. Клавдий резал.
– Сморчек, который на плато в святые подался, детям игрушки ладить?
– ощерился Сергей.
– У него девиз был: режь все, что дышит, топчи, все что шевелится. Сколько он баба извел?! Или: догадался ночью с факелами по слободам шастать. Там, вишь, подземные коммуникации. По ним даже верхом можно проехать. Наедут, вынырнут где-нито в центре слободы, и давай вышелушивать обывателя из домов. Ох, и порезал он народу! Я видел одно возвращение: кровь коркой с лица свисала, вся одежда в потеках.