Кольца Джудекки
Шрифт:
По середине - отдельная жизнь. В уравнении не хватает одной малости: если плато принять за положительный заряд, то за стеной Дита, у кромки прибоя, должен находится отрицательный.
– То есть?
– Человек, попадающий на плато, теряет часть своей индивидуальности, приближается к полной гармонии - если хочешь - к ангелу. За стеной он должен отклоняться, - не он, его психофизиология, - в другую сторону.
– Ближе к черту?
– Как это ни прискорбно.
– Почему тогда жители Элизиума не извели людей в Дите? Черт, нечистый, Сатана… они же человека ненавидят.
– Мы
Приходилось встречать?
– Сколько хочешь!
– А кто те хочет молчать…
– Тех в отряды, на перековку.
– Это не все. Есть индивидуумы…
– Проще будь, умник.
– Заткнись. Есть люди, которые не поддаются воздействию никакой силы.
– Ага. Соображаю: наш лесовик жил в ихнем гадюшнике, да не оскотинился.
– А Клавдий - наоборот. Столько периодов прожил в Раю, а оружие сохранил. Или охотница, которую бань-ши заклевала… Их не подмяло. Может, и нас…
– Думаешь, проспались бы и опять по бабам?
– Вернемся, проверим?
– Вернемся, только не туда. Ты как хочешь, а я иду в город. Слово за слово, старичок кое-что интересное все же рассказал. Знаешь, откуда берется зеленый яд?
– Откуда?
– Из котла. Я так понял, у них там, нечто вроде электрохимической станции. С нее заряд уходит на решетку и дальше, к китайцам. Перед очистными реку приходится перекрывать. Как полагаешь, это хозяева расстарались, в такую даль линию протащили?
– А если не они, тогда кто??
– Те, кто построил город, кто электричество из морской воды варить умел, кто на черепахах ездил.
Илья хотел уже поделиться догадкой, когда из кустов, совсем рядом с ними, вышел Руслан.
– Идти в город или нет, что посоветуешь?
– спросил его Сергей.
– Нет. Но пойду с вами.
– За стену, в пекло?
Руслан не ответил. Развернулся и канул в зеленке. Поговори с таким.
Еще несколько дней они отъедались на стариковых харчах. С ним по честному поделили драгоценный чай. Старик обрадовался. А когда гости засобирались, поскучнел, сделался немногословен. Сергей еще несколько раз подступал к нему с расспросами. И кое-что выведал! Его круглая, прочерченная грубым рубцом, физиономия сейчас напоминала морду сытого кота - добрался таки хитрец до заветной сметаны.
Перед выходом старик предупредил, чтобы шли вдоль противоположного берега протоки. А по этому?
– Сынки мои по этому берегу сидят. Как раз вам напороться. Мало, пограбят - намучают. Совсем одичали. Сельва и та перед ними отступила.
Сергей посунулся с уточнениями, но Илья буквально оттащил его от деда. Тому явно были неудобны и неприятны расспросы. Кому захочется расписывать житье бытье собственных детей, на природе вольно превратившихся в нелюдей. Какая природа, таков и продукт. Мать, как понял Илья, живет с некоторых пор с отпрысками.
Почему ушла? Дед опустил подробности. Ушла и ушла. Может, тоже встретила в сельве новопроявленца, кинула старого мужа и отправилась к детям на поселение, новых индейцев плодить. Так глядишь, пройдет несколько сезонов, и лес по обе стороны тропы заселится. Тогда
– Мне жаль вас отпускать. Я с вами душой отмяк. Так ослабел! Сижу думаю: к детям, что ли, податься? Давно не видались.
На вскинувшего голову Илью старик посмотрел неожиданно весело:
– Не забьют, поди, деточки? На жену посмотрю. Поживу у них, пока новый рис поднимется.
Вот и вся цена твоим домыслам. Не исключено, дед сам отселился от родственников, по прихоти старого анахорета. Или суета, внуки, заботы надоели. Вот и ушел старый в одиночное плаванье.
– Очень уж вы разные, - сменил тему старик.
– Я такой разницы никогда не встречал. Удивляюсь, как вы вместе сошлись. Взять тебя, Илюша: тебе самое место в зомбях. Кормился бы от щедрот Старца, да свою думу внутри себя мусолил. Хотя, кто его знает, сохраняется ли способность мыслить у заснувших посреди жизни. Ты, меченый, вообще чудом живешь. Где б не появился, - сам, поди, замечал, - везде тебя боятся, даже если ты с дарами и наилучшими намерениями пришел. Сила в тебе немерянная. Но нездешняя. Здешняя - человека ломает и обращает в нечеловека.
Твоя - совсем человеческая. Сила на силу… должно, от того и жив пока. Здешняя жуть тебя гнет, а ты ей со всем земным упрямством противишься. И еще неизвестно, кто кого переиначит.
А уж про мальчика вашего и сказать страшно. Ты не обижайся, малец, - Руслан только беспомощно улыбнулся.
– Берегите его, а он вас побережет… Как умеет.
Плот вяло поддержало течением и повлекло на стрежень. Старик остался на берегу.
Дыры в рваной рубахе, давным-давно не мытое тело… от чего, имея баню и новую одежду, так себя содержал, узнали только вчера.
– У меня друг был. Из сельвы пришел. Проявился он в городе, пожить там успел; на плато побывал, даже задержался неприлично долго, и оттуда ушел по сельве сам-один путешествовать. Такого ума, такой силы и такого таланта человек, что его наша старая Земля, думаю, просто не выдержала, извергла сюда. Мне кажется, он со здешней силой заключил договор, или пропустил ее через себя - слился, иначе говоря. Одним простым словом мог камни двигать. Что уж говорить про деревья! Кто, думаешь, мне стенку поставил? Он ушел… давно. Двое моих сынов пошли с ним. Я их благословил на дорогу. И сам себе, старый дурень, обет положил: не стану мыться и переодеваться пока они ни вернутся. Хожу грязный и рваный, и представь, никакой тяготы не чувствую. Некто внутри меня точно знает: пока я свое слово держу - они живы.
В этом мире, подумал Илья, вполне возможно, обет старика удерживает кого-то на поверхности бытия. А сам старик ждет и счастлив, что есть, кого ждать. Sic tranzit gloria mundi. Так топает, походкой свихнувшегося слона, жизнь планеты Дит.
Оказалось, под самым берегом не пройти. С веток в воду свешивались тонкие шевелящиеся плети. Руслик, разглядев, что к чему, велел, держаться от них подальше. Пришлось выходить на стрежень. Деревеньку, что раскинулась на, полностью расчищенном, берегу, проскочили с налету. Селяне, постреляв для начала из луков, столкнули в воду лодку. Двое гребцов налегли на весла, и посудина с нешуточной скоростью понеслась наперерез.