Колесо превращений. Книга 3: Где ты, реликтовый ухоноид?..

Петри Николай

– Здесь не только темно, - дрожащим голосом проговорил Бальбад, - здесь очень тихо... Разве шторм уже прекратился?..

– Ага!
– воскликнул довольный Цовинар.
– Я же вам говорил!

– Да помолчи ты!
– не выдержал Милав.
– А то не посмотрю, что у тебя голова седая.

Процессия из пяти человек во главе с Милавом проследовала вдоль всей палубы. Перешли под плотом на правый борт. Открылась поразительная картина: "Морской удалец" стоял на отмели, глубоко врезавшись носом в песок, из которого вырастала монолитная каменная стена, поднимающаяся вверх и уходящая на неизвестную высоту.

– Мы внутри огромного каменного

грота!
– обрадовался Милав.

– Дождались...
– Челюсть Цовинара отбила дробь обречённости.

Кузнец бросил свирепый взгляд на старого моряка.

– Если это грот, - задумчиво проговорил сэр Лионель, - мы всё равно должны слышать рёв бури, а волны должны раскачивать корабль!

– Но этого нет...
– дрожащим голосом произнёс Бальбад.

– Значит, каменная стена за нашей спиной закрылась, - сказал Милав.

– Я же говори-и-ил...
– опять заскулил Цовинар.

– Цыц!
– не выдержал кузнец.

– Чего "цыц", чего "цыц"!
– взвился старый моряк.
– Ты, чужеземец, мне рот не затыкай! Мне теперь всё равно!

– Ну, если тебе всё равно...
– набычился Милав, наступая на опешившего плотника.

– Друзья!
– бодрым голосом воскликнул Кальконис.
– Зачем ссориться, если мы ещё не закончили осмотр?

Все удивлённо посмотрели на него.

– Возможно никакой стены за нашей спиной нет, а течение занесло корабль в какую-нибудь тихую заводь!

Сэра Лионеля спасло то, что слюдяной фонарь давал мало света, иначе все могли бы заметить, как сильно покраснел Кальконис, выдвигая "спасительную" гипотезу. (Лгать женщинам и обречённым морякам он считал ниже своего достоинства.)

Милав поставил фонарь на палубу и позвал Цовинара:

– Настало время узнать подробнее о здешней хозяйке. Расскажи всё, что знаешь.

– И не подумаю!
– взбунтовался старый моряк.
– Здесь, наверное, в каждой расщелине её глаза и уши, а я про неё говорить буду?!

– Будешь!
– заявил кузнец, демонстративно засучивая рукава.
– Как миленький будешь...

– А... чего это он?..
– испуганно спросил плотник у Калькониса.

– Убивать он сейчас вас станет, - равнодушно ответил сэр Лионель.
– Надоели вы ему. Да и мне, признаться, тоже.

Цовинар просительно посмотрел на кока - Бальбад смущённо отвёл глаза; плотник перевёл свой взор на матроса, принёсшего фонарь, - тот растворился в темноте. Старый моряк обречённо вздохнул:

– Вообще-то я не так много знаю...

– Ты говори, говори, - подбодрил Милав плотника, продолжая трудиться над демонстративным обнажением мышц.
– Выводы мы сами сделаем.

Цовинар затравленно оглянулся, прислушался, принюхался и шёпотом заговорил:

– Когда-то давным-давно на Великой Водной Глади не было ни одного острова - только вода на многие месяцы пути в любую сторону. Род людской в ту пору только начинал пробные плавания вдоль береговой линии, не отваживаясь заплывать далеко, чтобы не потерять из вида спасительный берег. Но человек пытлив. Ещё вчера он боялся сесть в лодку, выдолбленную из могучего дуба, а сегодня его уже не страшит даже рёв урагана. Всё дальше и дальше вглубь Великой Водной Глади стали заплывать смельчаки... Не все из них возвращались к родным очагам. Многие, очень многие нашли последний приют в бездонных глубинах. Наблюдавший за людьми отец всех богов Анухим попросил свою дочь Олгой Лилар помочь ему в собирании душ сгинувших моряков. Скоро дочери Анухима так понравилось

поручение отца, что она попросила его навеки сохранить за ней таинство собирания душ. Анухим очень любил свою дочь и не смог отказать ей. С той поры только Олгой Лилар собирает души тех, чей последний час наступил на необъятных просторах Великой Водной Глади. А человеческий род, между тем, рос и рос. Всё больше лодок и кораблей выходило в море, всё больше работы было у Олгой Лилар. Скоро собираемых душ стало так много, что дочь не успевала относить их в загробный чертог своего отца. Тогда она решила построить из них остров, названный ею Хаммыц. Воспитанницы Олгой Лилар - девы хаммукамы - принимали от своей госпожи бесплотные души и долгими ночами упорным пахтаньем доводили их до физической плотности. С тех пор остров всё время растёт, потому что Олгой Лилар ни днём, ни ночью не знает отдыха - Великая Водная Гладь никогда не покорится человеку. У собирательницы душ всегда будет работа...

Цовинар замолчал. Милаву он показался таким старым и беззащитным, что росомон шагнул к плотнику и потрепал его по плечу.

– Ладно, старик, не сердись. Не собирался я убивать тебя. Так, покалечил бы немного...

Плотник быстро взглянул на Калькониса. Заметив, что сэр Лионель улыбается во весь рот, улыбнулся сам.

– Вот видишь, Цовинар, ты нам рассказал легенду о собирательнице душ, а с нами ничего не случилось.

Едва последний слог слетел с губ Милава, как всё пространство грота загрохотало раздробленными на тысячи осколков звуками:

– ...не случилось...
– стонали тёмные своды.

– ...не случилось...
– бурлила невидимая вода.

– ...не случилось...
– пронзительно скрипел песок.

– ...не случилось...
– прошептал плотник и без чувств рухнул на палубу.

Через минуту рядом с ним распластался незнакомый моряк.

Видя, что всегда весёлый кок тоже собирается присоединиться к ним, Милав проговорил:

– Да не бойся ты, Бальбад! Это всего лишь эхо!

– Эхо-хо!.. Эхо-хо!.. Эхо-хо!..

Повторений было так много, что голова кузнеца едва не закружилась. Только заткнув уши руками, он смог отрезать лающие звуки от ускользающего сознания. Когда он справился с приступом головокружения и смог осмысленно оглядеться по сторонам, то понял, что остался в гордом одиночестве. Бальбад, а за ним и сэр Лионель вальяжно расположились на палубе в самых немыслимых позах...

Очнулись они нескоро. До того, как это произошло, Милав успел по верёвочной лестнице спуститься за борт и определить глубину. Воды оказалось немного - по грудь кузнецу. Но выглядела она странно: упругая, маслянистая, непрозрачная, реагирующая на прикосновение словно живая! Испытав несколько неприятных минут от прикосновений этой жидкости к обнажённым участкам тела, Милав поспешил на корабль.

Когда он очутился на палубе, то с брезгливостью принялся отжимать мокрое бельё. Его команда медленно приходила в себя. Кальконис, стоя на коленях и упираясь плечом в мачту, часто-часто тряс головой. Бальбад, придерживаясь руками за остатки ограждения, отчаянно пытался заставить ватные ноги двигаться. Незнакомый матрос, тело которого напоминало не в меру разъевшегося угря, пытался незаметно ускользнуть в ближайшую щель. Один плотник Цовинар чувствовал себя великолепно: он так и не пришёл в себя, продолжая занимать распластавшимся телом половину прохода. Обеспокоенный неподвижностью старого моряка Кальконис нетвёрдой походкой направился к нему.