Кологривский волок

Бородкин Юрий Серафимович

Поезд прибыл в город утром. Как объяснял ему в письме Морошкин, надо было сесть на пятый автобус и доехать до рынка. Сделать это оказалось не так просто, потому что все спешили на работу, но он все же втиснулся в автобус, оторвав при этом ручку чемоданчика. От рынка шел пешком, с помощью прохожих отыскал Кооперативную улицу и на ней старинный двухэтажный особняк, где размещалось строительно-монтажное управление номер семь. Поднявшись по лестнице, он очутился в комнате, служившей прихожей одновременно для кабинетов начальника управления и главного инженера.

Белокурая секретарша в жакете с высокими плечиками, строчившая на машинке, вскинула на него подведенные брови:

— Вам кого?

— Морошкина.

— Посидите минуточку. У Виктора Ивановича начальники участков и прорабы.

Поджидая, когда закончится производственный разговор, Сергей не без удивления и гордости за свое Шумилино посматривал на обитую коричневым дерматином дверь с надписью «Главный инженер управления В. И. Морошкин». Не верилось, что за дверью с такой табличкой может начальствовать его односельчанин Витька Морошкин, впрочем, уже Виктор Иванович.

Наконец народ с утренней летучки разошелся, и Сергей с нетерпением шагнул в кабинет Морошкина. Тот неподдельно обрадовался появлению земляка, поднялся из-за письменного стола навстречу.

— О-о, с приездом! Здорово-здорово! Давно ли?

— Только что с поезда.

— Присаживайся. — Виктор показал на стул, стоявший сбоку стола. — Значит, еще одним городским жителем больше, деревенским — меньше.

— А что делать? Я и так дольше всех держался. Слыхал, наверное, что наши ребята разом махнули сюда в военное училище?

— Да-да, мать писала.

Зазвонил телефон, Морошкин, настойчиво объяснял в трубку что-то насчет арматуры и двухдюймовых труб, стуча авторучкой по исписанным листкам календаря. Сергей, пользуясь паузой, поогляделся. Вдоль стен стояли стулья, два шкафа и стол были завалены разной строительной документацией, чертежами. Важным делом занят человек, сам Сталин с портрета, висящего за спиной, кажется, интересуется его работой.

— Выходит, все парни оптом подались из Шумилина, — сказал Морошкин, поправляя галстук.

— Я думал, Колька Сизов придет из армии — и тот остался в Москве.

— Да, брат, вот такая перспектива вырисовывается: скоро приедешь в отпуск, не с кем будет и словом перемолвиться. Как там мама?

— Жива-здорова, привет тебе шлет.

— Плохо ей одной-то зимы коротать… Ладно, давай о главном, а то сейчас кто-нибудь явится или позвонят. Я думаю поставить тебя в плотницкую бригаду к Павлову. Согласен?

— Конечно, на машине хотелось бы, но я работы не боюсь.

— Ну и отлично! Давай сюда какие есть документы, сейчас зайдем к начальнику, и поедешь устраиваться в общежитие…

В комнате, куда привел Сергея комендант, стояли две кровати, между ними — тумбочка с книгами. В углу — стол с электроплиткой и кое-какой посудой. Комендант подал постельное белье, показал освободившуюся кровать. Сосед по комнате находился на работе.

Сергей поставил на батарею валенки, прилег на мягкую панцирную сетку и тотчас уснул, почувствовав наплывы расслабляющего тепла. Разбудили его

простудный свистящий кашель и голоса:

— Кого-то Кузьма поселил ко мне?

— Спит?

Сергей приоткрыл глаза: над ним согнулся длинный очкастый парень в черной ушанке и ватнике. Парень скованно улыбнулся озябшими губами и, сняв очки, подал руку:

— Артемов Лева.

Не спеша раздевшись, подошел и второй, назвавшийся Федором Арсеньевичем. Это был горбоносый, широкий в кости мужик, сердитый с виду. Положив на колени мосластые, поросшие жестким волосом руки, он присел на кровать.

— Из деревни? Хорошо. Деревенский человек всякому делу научен, особенно нашему плотницкому. Мы вот с Левкой тоже из деревни, да считай, все общежитие — родня нашему брату. Куда тебя направляют?

— Вообще-то я шофером в лесу работал, а здесь в бригаду к какому-то Павлову зачислили.

— Павлов — это я! — повеселел мужик. — А ну гони в гастроном!

— Я сбегаю, он еще здесь не освоился, — вызвался Лева.

Пока он отсутствовал, Павлов, насупив белесые кисточки бровей, доверительно поведал:

— Головастый малый. Видал, сколько книг у него? Стихотворения в газете «Сталинская смена» печатает. А то про одну нашу девчонку-комсомолку написал, очерк называется.

— Здорово! — оценил Сергей. — Но какого черта он пропадает здесь со своим талантом?

— В институт хотел поступить — сорвалось, ну и остался в городе. Здесь парень все же на виду, а кто бы заметил его в деревне?

Лева уже колотил валенками о порог. К принесенной селедке поджарили картошки на сале. Дружно звякнули стаканами, навалившись на стол.

— Ну вот, Левка, тепереча тебе будет поинтересней, а то я — не пара. Ты ведь мою койку-то занял, — пояснил Павлов Сергею. — Я комнату получил, три дня как перебрался отсюда. Ваше дело молодое, вам проще, а я едва вырвался из деревни — не дают паспорта, и шабаш! Дак я без паспорта умотал, спасибо, тут земляк в милиции.

— Мне тоже помог земляк, ваш главный инженер.

— Морошкин?

— Мы с ним из одной деревни.

— Ну-у, тебе нечего беспокоиться. В армии отслужил? Значит, приглядишь здесь невесту, женишься, жилье получишь, — обнадежил Павлов. — На машину наплевать. Моя бригада завсегда первая и завсегда при заработке, Левка не даст соврать. Верно я говорю? — Он еще долго гудел на ухо Сергею и ушел домой в одиннадцатом часу.

Лева выпил мало, но порядком опьянел и просил Сергея:

— Ты расскажи что-нибудь про Дальний Восток, где служил.

— Потом, Лева, в другой раз. Давай ложиться.

— Ну ладно, свет я выключу. Хочешь, стихи почитаю?

Сергею никто в жизни не читал своих стихов, а тут рядом лежал поэт, долговязый, очкастый Лева, и его хрипловатый приглушенный голос выдыхал простые и удивительно красивые слова о зимнем лесе, о весне, о застенчивой любви, нежной, как подснежник. Сергей понимал и чувствовал все, о чем говорилось в стихах, но не мог представить, как можно написать хоть строчку.

— Спишь? — спрашивал Лева.