Командир полка

Флегель Вальтер

Подполковник знал, что такая точка зрения ни в коем случае не удовлетворит командира полка. Однако сам Пельцер просмотрел рацпредложение слишком бегло и поверхностно для того, чтобы разобраться в его выгоде или невыгоде. Именно по этой причине заместитель командира полка и старался не распространяться о рацпредложении Калочека более подробно.

Харкус почувствовал эту неуверенность своего заместителя, который был немногословен и вскоре замолчал вообще.

–  Я считаю, что достоинства в этом предложении есть, - сказал Харкус.
– Мы выигрываем время, в артдивизионах экономим по два

дня, а в целом по полку это даст выигрыш в неделю.

–  Но ведь может и не получиться.

–  Видите ли, мы с вами по-разному мыслим. Вы ждете провала, я - успеха.

–  А почему мы так много говорим об этом?
– не сдавался Пельцер.
– Отдайте приказ по полку - и делу конец.
– Подполковник встал из-за стола и подошел к окну.

–  Я и отдам такой приказ, - спокойно произнес Харкус.
– Однако до сих пор считалось, что любой приказ тогда будет выполнен отлично, когда его понимают. Калочек, например, солдаты и унтер-офицеры, которые оказывали ему помощь в составлении плана, никакого приказа ни от кого не получали, однако они добровольно жертвовали своим свободным временем ради идеи.

Пельцер не стал возражать, он вернулся к столу и сел на свое место.

–  Кроме того, - продолжал Харкус, - у нас есть уже кое-какой опыт, и я просто не понимаю, почему вы выступаете против этого новшества.

Пельцер бросил на майора беглый взгляд и придвинул к себе рабочую тетрадь. Лицо его начало краснеть, возможно, от злости, но Харкус еще слишком мало знал своего заместителя, чтобы с уверенностью сказать это.

Подполковник сжал губы и сделал в тетради несколько пометок, затем прочел командиру полка свой план.

Харкус смотрел на своего заместителя и думал: «Если это он звонит полковнику Венцелю и информирует его обо всем, тогда мне понятно, почему он выступает против предложения Калочека. Но если его не поймут в штабе дивизии, тогда все будет выглядеть иначе».

Кончив читать, подполковник нажал клавишу на пульте переговорного устройства и приказал вызвать к нему обер-лейтенанта Калочека.

–  Желаю вам успеха, - сказал Харкус и встал.

–  Попробую разобраться в этом предложении еще раз.

–  Неплохо для начала.

Выйдя от Пельцера, Харкус направился в клуб, где он должен был выступить перед личным составом полка с докладом о задачах, стоящих перед частью.

* * *

В это же время на другом конце поселка шло обручение. Обменявшись кольцами и скрепив своими подписями запись в книге новобрачных, молодожены в «вартбурге» Каргера двинулись в обратный путь. В ресторане супружескую пару и свидетелей ждал празднично накрытый стол. Туда же пришел и Грасе с огромным букетом астр и большой коробкой, в которой находился кофейный сервиз на шесть персон и бутылка шампанского. Это был подарок от солдат батареи.

А спустя два часа Карин и Эрхард лежали на лесной лужайке и смотрели в чистое голубое небо. Пахло свежей травой и еще какими-то дурманящими лесными запахами.

Карин подняла вверх правую руку. Кольцо на пальце сидело слабо.

–  Так и должно быть, - объяснила

она.
– Прежде чем карабкаться по лестнице на свой кран, мне придется снимать его и прятать в карман.

–  Опусти руку, Карин.

–  Почему?

–  А то еще увидят нас.

–  Кто? Здесь же никого нет.

–  Все равно опусти.

–  Поставь табличку с надписью: «Рай. Посторонним вход воспрещен!»

Они повернулись друг к другу. У Карин волосы были зачесаны назад и связаны в пучок. Глаза ее радостно блестели.

Эрхард чувствовал маленькие руки Карин на своем лице.

–  Как тихо здесь, я такой тишины еще никогда не слыхала, - сказала Карин.

–  Тишина здесь явление редкое: неподалеку отсюда стрельбище, где часто проводят стрельбы.

–  Стрельбы?

–  Да, на стрельбище.

Карин попыталась представить себе лицо Эрхарда, когда он стреляет, но не смогла.

Перевернувшись на живот и подперев голову руками, Карин посмотрела на Эрхарда.

–  Ты что?
– спросил он.

–  Хочу представить тебя во время стрельб.

–  Зачем?

–  Интересно просто.

–  Ничего интересного в этом нет. На мне полевая форма, на голове - каска…

–  А о чем ты тогда думаешь?

Эрхард ответил не сразу.

–  Когда я лежу на огневом рубеже, я думаю только о том, чтобы поразить цель. А может, даже и не думаю, а просто целюсь и стреляю. Знаешь, где-то на земном шаре сейчас стреляют, убивают мирных жителей, ни в чем не повинных людей, не щадят ни женщин, ни детей, ни стариков. Понимаешь? А кое-кто вынашивает бредовые военные планы и в отношении нас, собирается сбросить атомные бомбы на Дрезден и Лейпциг. А на границе с нами они нередко стреляют в наших людей. И мы должны уметь постоять за себя. Правда, когда я лежу на огневом рубеже, мне уже некогда думать об этом, я просто целюсь и стреляю. Я не сомневаюсь, как Герольд Шварц.

–  Этот Шварц кажется умным.

–  Ум - это еще не все. Шварц интеллигент… но ему не хватает убежденности…

Эрхард говорил тихо и убежденно.

* * *

Воскресным утром в поселке обычно вставали поздно. Офицеры перед обедом шли в казарму, играли там с солдатами - кто в шахматы, кто в волейбол или скат.

Однако в это воскресенье лишь очень немногие офицеры, надев выходную форму или гражданский костюм, решили навестить своих солдат.

Капитан Келлер собрал офицеров первого дивизиона в расположении подразделения, чтобы поговорить с ними, особенно с теми, кто искал какие-то оправдания, чтобы только снять с себя ответственность за плохие оценки, полученные во время проверки. Келлер хотел по-отечески поругать таких командиров, объяснить всем истинные причины недостатков и указать пути их устранения.

В это воскресенье Харкус не собирался ехать в полк, ему хотелось сходить в гости к Вилли Валенштоку, а затем поехать немного поохотиться. Около девяти часов утра он вышел из общежития для холостяков через запасный выход, чтобы не привлекать к себе внимания. За плечами у него болтался рюкзак и старенькая двустволка.