Комментарий к роману "Евгений Онегин"

Набоков Владимир

IV

Они дорогой самой краткой Домой летят во весь опор.¹⁷ Теперь послушаем украдкой ⁴ Героев наших разговор: — Ну что ж, Онегин? ты зеваешь. — «Привычка, Ленский». — Но скучаешь Ты как-то больше. — «Нет, равно. ⁸ Однако в поле уж темно; Скорей! пошел, пошел, Андрюшка! Какие глупые места! А кстати: Ларина проста, ¹²

Но очень милая старушка; Боюсь: брусничная вода Мне не наделала б вреда.

2 Пушкинское примечание 17 относится к опечатке «зимой» вместо «домой».

5—6 …Онегин… Ленский… — Во времена Пушкина и Толстого в дворянской среде, как военной, так и литературной, у людей, связанных дружескими отношениями, qui se tutoyaient [441] , было принято называть друг друга по фамилиям или титулам (ср. мой коммент. к гл. 8, XVII–XVIII). К знакомым и людям старшим по возрасту обращались по имени и отчеству, только по имени обращались лишь к близким родственникам или друзьям детства.

441

Которые обращались друг к другу на «ты» (фр.)

Выражение «Ну что ж», которым Ленский начинает разговор, равнозначно французскому «eh bien».

5—14 Второй диалог, занимающий IV, 5—14 и V, 1—12, состоит из восьми реплик, и снова Онегин, произносящий 75 слов, оказывается в три раза разговорчивее Ленского. Следует отметить, что по сравнению с предваряющим диалогом (I–III) смена настроения происходит в обратном порядке: Онегин начинает с вялой, но вполне добродушной болтовни, а заканчивает едким сарказмом. Онегин погружает Ленского в состояние обманчивой безмятежности, превознося достоинства старушки Лариной; небрежный вопрос «которая Татьяна?» задается с очевидной провокационной целью: Ленский наивно объясняет то, что наверняка уже известно Онегину, чем вызывает целый шквал язвительных колкостей. На самом деле Онегин здесь не столько остроумен, сколько груб, и остается только удивляться, почему вспыльчивый Ленский сразу не вызывает его на дуэль. Когда я впервые читал ЕО в возрасте девяти или десяти лет, это место меня настолько расстроило, что я мысленно представил себе, как на следующее утро Онегин едет извиняться к Ленскому с той учтивой прямотой, которая составляет обаяние гордого человека, за то, что излил свою желчь на предмет обожания влюбленного и на светило поэта.

«Ларина… очень милая старушка», une petite vieille tr`es mm able. Перефразируя Шекспира (сонет II), по меньшей мере «сорок зим избороздили ее чело» [442] (см. коммент. к гл. 2, XXX, 13–14).

8 …поле… — Фр. la campagne.

10 Какие глупые места! — Этот стих удивительным образом перекликается со стихом 6 («Какие грустные места!») известного стихотворения Ф. И. Тютчева «Песок сыпучий по колени…», написанного четырехстопным ямбом со структурой рифм ababecec в 1830 г. и опубликованного в пушкинском «Современнике» в 1837-м:

442

Когда твое чело избороздят / Глубокими следами сорок зим, / Кто будет помнить царственный наряд, / Гнушаясь жалким рубищем твоим. (Перевод С.Я. Маршака)

Песок сыпучий по колени… Мы едем — поздно, — меркнет день, И сосен, по дороге, тени Уже в одну слилися тень. Черней и чаще бор глубокий — Какие грустные места! Ночь хмурая, как зверь стоокий, Глядит из каждого куста!

Как было указано русскими критиками, образ стихов 7–8 не что иное, как усовершенствованная метафора из стихотворения Гете «Здравствуй и прощай»

(«Willkommen und Abschied»): «Wo Finsternis aus dem Gestr"auche mit hundert schwarzen Augen sah» [443] .

443

«Где

тьма глядит из кустарника сотней черных глаз» (нем.)

11 А кстати… — «Глупые места» напоминают Онегину об их «глупых обитателях» — «простой» Лариной; отсюда и «кстати».

11—14 Немыслимый перевод Боденштедта ^{68} этих стихов на немецкий звучит следующим образом:

Lensky! Die Larina ist schlicht, Aber recht h"ubsch f"ur ihre Jahre; Doch ihr Lik"or, wie schlechter Rum, Steigt mir zu Kopfe, macht mich dumm. [444]

444

Ленский! Эта Ларина проста, / Но очень мила для своих лет, / Но ее ликер, будто плохой ром, / Ударяет мне в голову, делая меня глупым (нем.)

Редкий случай, когда выдуманный переводчиком ром оказывает на него такое же воздействие, как на воображаемого говорящего.

Варианты

6—8 Черновик (2369, л. 49):

…ты скучаешь — Всегда и всюду, правда — но Сегодня больше — нет, равно.

9 В беловом варианте этого стиха кучер Онегина назван Ильюшкой. Кучера Пушкина в Михайловском звали Петр.

V

Скажи: которая Татьяна?» — «Да та, которая грустна И молчалива, как Светлана, ⁴ Вошла и села у окна». — «Неужто ты влюблен в меньшую?» — «А что?» – «Я выбрал бы другую, Когда б я был, как ты, поэт. ⁸ В чертах у Ольги жизни нет, Точь-в-точь в Вандиковой Мадонне: Кругла, красна лицом она, Как эта глупая луна ¹² На этом глупом небосклоне». Владимир сухо отвечал И после во весь путь молчал.

1 Скажи: которая Татьяна? — С этого момента Татьяна постоянно присутствует в третьей главе, за исключением двух отступлений, где вмешивается сам Пушкин, чтобы пообещать роман в прозе (XI–XIV) и порассуждать о кокетках, сравнивая их с Татьяной (XXIV–XXV), об эпистолярном жанре и женском правописании (XXII–XXIII, XXVII–XXX); сюда же можно добавить песню девушек, написанную трехстопным хореем с длинными стиховыми окончаниями, и завершающее главу отступление.

1—12 См. коммент. к IV, 5—14.

2—4 Отсылка к шедевру В. А. Жуковского «Светлана» (1812), строфа II, стихи 3–4 («Молчалива и грустна милая Светлана») и строфа XVII, стихи 1–2 («Села… под окном»). Эта баллада состоит из двадцати строф по четырнадцать стихов в каждой с сонетной последовательностью рифм (babaceceddiffi) в двух хореических размерах — четырехстопном (восемь стихов с мужскими рифмами b, с, d, f) и трехстопном (шесть строк с женскими рифмами a, e, i). Меня всегда интересовало, не повлияла ли разработка Жуковским этой сонетной формы в «Светлане» на выбор Пушкиным размера для ЕО, хотя, конечно, мелодика поэмы Жуковского, благодаря торопливому хорею и введению трехстопного стиха с женскими окончаниями в мужской четырехстопный, производит иной эффект, нежели мелодика ЕО.