Комментарий к роману "Евгений Онегин"

Набоков Владимир

XXVIII

Она любила на балконе Предупреждать зари восход, Когда на бледном небосклоне ⁴ Звезд исчезает хоровод, И тихо край земли светлеет, И, вестник утра, ветер веет, И всходит постепенно день. ⁸ Зимой, когда ночная тень Полмиром доле обладает, И доле в праздной тишине, При отуманенной луне, ¹² Восток ленивый

почивает, В привычный час пробуждена Вставала при свечах она.

2 Предупреждать… — <…> Эта строфа особенно восхитительна и как мелодия, и как миниатюра, выполненная в великолепной пушкинской манере стилизации. Не переходя классические границы лишенных цвета описаний, свойственных XVIII в., Пушкин смог придать картине глубину и объем.

«Предупреждать зари восход», как это делала Татьяна, было поведением романтическим. См., например, у Пьера Лебрена в «Утренней прогулке в Вильдаврейском лесу» (Pierre Lebrun, «La Promenade martinale aux boix de ville-d'Avray», 1814) следующий стих:

J''eprouve de la joie `a devancer l'aurore… [410]

6—8 В стихе 6 звучит прелестная аллитерация на в и т:

И, вестник утра, ветер веет…

В следующей строчке я примирился с несущественной инверсией ради передачи в своем переводе выразительной ноты промедления, основанной на скаде второй стопы:

И всходит постепенно день.

410

Мне радостно бывает вставать, зарю предупреждая… (фр.)

И конечно, я чувствовал, что обязан передать, как великолепно стих 8 образует переход из первого восьмистишия в следующее за ним шестистишие.

Точность, которой мне удалось достичь в переводе этой строфы, основана на безжалостном и победоносном устранении рифмы, сохранение коей явилось обстоятельством, заставившим одну из моих предшественниц (мисс Дейч, 1936) следующим образом нанизать одну за одной строки, отражающие, как ей казалось, обсуждаемый пассаж (XXVIII, 1–8):

Tatyana might be found romancing Upon her balcony alone Just as the stars had left off dancing, When dawn's first ray had barely shown; When the cool messenger of morning, The wind, would enter, gently warning That day would soon be on the march, And wake the birds in beech and larch.

Дословный перевод:

Татьяну можно было найти предающейся мечтам На балконе одну, Когда звезды только что закончили свои танец, Когда первый луч рассвета едва показался, Когда, прохладный вестник утра, Появлялся ветер, нежно предвещая, Что скоро зашагает день И разбудит птиц в буках и лиственницах.

Очень легко заметить погрешности, связанные с пропуском текста; но для данной версии ЕО характерен не только пропуск, но и припуск, когда всевозможные образы и детали щедрой рукой подсыпаны к пушкинскому тексту. Что, к примеру, там делают все эти птицы и деревья — «И разбудит птиц в буках и лиственницах»? Почему так, а не иначе? Например, так: «And take in words to bleach and starch» («И внесет в дом слова, чтобы их побелить и подкрахмалить») или какая-нибудь другая ахинея. Еще один очаровательный штрих: буки и лиственницы совсем не характерны для западной и центральной России и посему никогда бы не пришли на ум Пушкину при описании парка Лариных.

XXIX

Ей рано нравились романы; Они ей заменяли

всё; Она влюблялася в обманы ⁴ И Ричардсона и Руссо. Отец ее был добрый малый, В прошедшем веке запоздалый; Но в книгах не видал вреда; ⁸ Он, не читая никогда, Их почитал пустой игрушкой И не заботился о том, Какой у дочки тайный том ¹² Дремал до утра под подушкой. Жена ж его была сама От Ричардсона без ума.

1—4 И Ричардсона и Руссо. 5—12 Отец ее… — См. мои комментарии к более подробному описанию в гл. 3, IX–X «тайной» библиотеки, которой наслаждается Татьяна, — читая книги во французских оригиналах или «переводах» — в 1819–1820 гг., после ухода французской гувернантки (несомненно, жившей в ларинском доме, вопреки строфе XXIb) и незадолго до смерти Дмитрия Ларина. Это «сентиментальные» романы Руссо, госпожи Коттен, госпожи Крюднер, Гёте, Ричардсона и госпожи де Сталь; в гл. 3, XII (см. коммент.) Пушкин противопоставляет этим романам перечень других более «романтических» произведений (впрочем, с современной точки зрения, первый список переходит во второй совершенно незаметно) Байрона, Мэтьюрина и их французского последователя Нодье, произведений, которые тревожат сон отроковицы «нынче» (то есть в 1824 г., когда писалась третья глава). Исключительно из этого второго, модного списка в 1819–1820 гг. читает романы Онегин, как ретроспективно указано в ссылках гл. 7, XXII, действие которой происходит в тот момент (летом 1821 г. по хронологии романа), когда Татьяна догнала Онегина в своих литературных пристрастиях.

Литературная эволюция идет от лорда Бомстона к лорду Байрону.

3 <…>

8—9 Он, не читая никогда, / Их почитал… — Аллитерация-каламбур, если ее заметить, сразу же портит оба стиха.

Вариант

1—4 Первый черновой набросок (2369, л. 36 об.) звучит в сочетании с последними строками XXVI строфы (XXVII была сочинена уже после написания всей главы)

Ей чтенье нравилося боле Никто ей в этом не мешал И чем роман тянулся доле — Тем ей он боле угождал…

XXX

Она любила Ричардсона Не потому, чтобы прочла, Не потому, чтоб Грандисона ⁴ Она Ловласу предпочла;¹⁴ Но в старину княжна Алина, Ее московская кузина, Твердила часто ей об них. ⁸ В то время был еще жених Ее супруг, но по неволе; Она вздыхала о другом, Который сердцем и умом ¹² Ей нравился гораздо боле: Сей Грандисон был славный франт, Игрок и гвардии сержант.

3 Грандисон. — Профессор Чижевский из Гарвардского университета в своем комментарии к «Евгению Онегину» (Cambridge, Mass., 1953) делает следующее невероятное заявление:

«Грандисон, герой „Клариссы Гарлоу“ [другой роман] известен матери только как прозвище московского унтер-офицера [сержанта] [неверный перевод]!.. Превращение старухи Лариной из чувствительной девы в строгую mistress [двусмысленно: mistress по-английски означает „хозяйка“ и „любовница“] было обычным явлением и для мужчин [крайне двусмысленно], и для женщин в России».