Комментарий к роману "Евгений Онегин"
Шрифт:
(Стихи 1–8 как в установленном тексте.)
Так в Ольге милую подругу Владимир видеть привыкал; Он рано без нее скучал; 12 И часто по густому лугу Без милой Ольги, меж цветов Искал одних ее следов.XXII
4 Его цевницы… — Поэты начинают с этого аркадского инструмента, наследника лиры или лютни, и заканчивают свободными трелями собственных голосовых связок, — так по-гегелевски замыкается круг.
5 …Игры золотые! — Поскольку детство — это золотой век человеческой жизни, стало быть, и детские игры — золотые.
Все это большого значения в тексте не имеет, да и не должно иметь, не должно ничего значить, с точки зрения сегодняшнего восприятия детства. Просто мы погружены скорее в галльский, чем в немецкий словесный мир Ленского: flamme, volupt'e, r^eve, ombrage, jeux [399] и т. п.
399
Пламень, нега, мечты, сень, игры (фр.)
5—8 Было бы ошибочно считать Ленского, лирического любовника, «типичным представителем своего времени» (как будто время может существовать отдельно от своих «представителей»). Вспомним радости «прелестной меланхолии»: «Fountain heads, and pathless Groves, / Places which pale passion loves: / Moon-light walks… / A midnight Bell, a parting groan» [400] (Флетчер, «Славное мужество» / «The Nice Valour», акт III, сцена 1) и подобные fadaises [401] XVII в., уходящие корнями в тошнотворных «пастушков» ранней итальянской и испанской буколической литературы.
400
«Ключи и непроходимые рощи, / Места, которые любит бледная страсть. / прогулки в лунном свете… / Полночный колокол, стон расставания» (англ.)
401
Пошлости (фр.)
6 …рощи… — Экономный Пушкин предоставил Ленскому (в строфах XXI и XXII) строки, которые сам пытался использовать в юности. Ср. черновой набросок стихотворения, относящегося предположительно к 1818 г.{57}
В <сени пленительных> дубрав Я был свидетель умиленный Ее [младенческих] забав ………………………………. И мысль об ней одушевила [Моей] цевницы первый звук.<…>
XXIII
1—2
Интонация пушкинского первого стиха та же, что и в «Бесполезной проповеди» («La Sermon inutile») Понса Дени (Экушара) Лебрена (Ponce Denis Lebrun, 1729–1807; OEuvres. Paris, 1811), кн. II, ода VII:
Toujours prude, toujours boudeuse… [402]3 …простодушна… — Ср. Х, 3. Пушкин неоднократно использует это определение (простодушный, — ная, — но), дабы перевести фр. na"if, na"ive, na"ivement. <…> Хотя наивность (простодушие) Ленского остается с ним до конца его дней (и даже потом, в царстве посмертной метафоры и в аркадской гробнице), простодушие Ольги оказывается не вовсе лишенным некоего стыдливого, но жестокого обмана.
402
Всегда стыдлива через меру, всегда надута… (фр.)
Шатобриан говорит о поэтах в своем «Рене» (ed. Armand Weil, Paris, 1935, p. 28): «Leur vie est `a la fois na"ive et sublime… ils ont les id'ees merveilleuses de la mort» [403] . Сравнение «простодушной» жизни поэта с характером Ольги дублируется сравнением поэзии Ленского с «мыслями девы простодушной» в строфе X, 3, чему предшествует слабое «чудесное» эхо («id'ee merveilleuses») в VII, 14.
5—6 Прототипом и пушкинской Ольги, и Эды Баратынского является девушка из Аркадии, которую можно найти, например, в стихотворении Батюшкова «Мой гений» (1815):
403
«Их жизнь одновременно простодушна и возвышенна… у них чудесные представления о смерти» (фр.)
5—8 Глаза… / Улыбка стан, / Всё в Ольге… — Этот прием перечисления и подытоживания пародирует не только суть, но и стиль. Пушкин обрывает фразу, точно его увлек язык Ленского и бег этого пассажа, нарочито имитирующего трафаретные риторические фигуры аналогичных описаний в европейском романе того времени с речитативом перечислений, разрешающихся восторженным «всё…».
Ср.: «Sa taille… ses regards… tout exprime en elle…» [404] (описание Дельфины д'Альбемар в пресном романе г-жи де Сталь «Дельфина», 1802, ч. I, письмо XXI, адресованное Леонсом де Мондовилем своему закадычному другу Бартону, литературному племяннику лорда Бомстона (в «Юлии»); см. также коммент. к гл. 3, X, 3); ср. также у Нодье: «Sa taille… sa t^ete… ses cheveux… son teint… son regard… tout en elle donnait l'id'ee…» [405] (описание Антонии де Монлион в жутковатом, но не столь уж ничтожном романе «Жан Сбогар», 1818, гл. 1; см. коммент. к гл. 3, XII, 11); и, наконец, у Бальзака: «Le laisser-aller de son corps… l'abandon de ses jambes, l'insouciance de sa pose, ses mouvements pleins de lassitude, tout r'ev'elait une femme…» [406] (описание маркизы д'Эглемон из чересчур переоцененного пошлого романа «Тридцатилетняя женщина», гл. 3; «Сцены частной жизни», 1831–1834).
404
«Ее стан… ее взоры… все в ней выражает…» (фр.)
405
«Ее стан… головка… взор… волосы… все в ней говорило о…» (фр.)
406
«Небрежные положения… которые принимало ее тело, и то, как она ставила ноги, беспечность позы, ее полные усталости движения — все выдавало в ней женщину…» (фр.)