Концерт для баяна с барабаном
Шрифт:
— М-м-м…
Папа выхаживает вокруг Костика. Примеривается, прицеливается и наконец с размаху хлопает его по плечу.
— Чувствуешь?
Костик чувствует. Рука у папы тяжёлая, хотя ничего весомее нотной папки никогда не поднимала.
Другой рукой папа выписывает в воздухе замысловатые кренделя. То ли показывает Костику необходимый накал чувств, то ли собирается дать ему подзатыльник.
— Понимаешь, круглая дата… — папа отпускает плечо и чертит в воздухе, круг своими музыкальными руками, как бы обнимает эту дату и передаёт её Костику в
Ну вот… началось.
— Это тебе не хухры-мухры. Не ёлки-палки. Не бухты-барахты.
Бух! — бухает бухта. Бах-барабах! — барахтается барахта. Хрум-бурубум! — хрустят хухры и мухры. Щёлк! — выстреливает ёлка-палка. На ёлке-палке болтается дата. Дата надувается круглым мыльным пузырём, подмигивает Костику и…
— …и вот что я тебе скажу, — папа меряет комнату длинными, как у цапли, ногами, — юбилеев в твоей жизни будет немало. Но и не много… по пальцам пересчитаешь.
Папа замирает, подносит к близоруким глазам сначала одну растопыренную пятерню, потом другую, беззвучно шамкает губами. Проводит частичную инвентаризацию собственных конечностей.
Костик тоже изучает свои пальцы. Юбилей, как говорил папа, бывает раз в десять лет. Да умножить на десять пальцев. И это ещё только на руках! По Костиным прикидкам, выходит достаточно.
— Но этот в твоей жизни самый главный. Потому что первый!
Папа тычет в потолок указательным пальцем. То ли изображает цифру 1, то ли подчёркивает главенство первого в жизни юбилея.
— Он запомнится тебе навсегда, — пророчески изрекает папа. — Пора определяться.
Определяться…
Папа, конечно, намекает на список. Он с этим списком Костику всю плешь проел. Ну не проел пока, но скоро проест… если так пойдёт дальше…
Дальше… дальше… что там в списке дальше? Велосипед… Костик его уже полгода клянчит у бабушки. И автоматический пистолет, как у Бубенцова. Пистолет он, конечно, закажет дяде Лёне. И… и… может, цифровой фотоаппарат? Дорого. Но ведь юбилей же. — Не у кого-нибудь, у Костика. Или планшетник? Или айфон? Или, может… фантазия у Костика иссякает. Вдохновение заканчивается. Он мучительно ищет его на потолке, на полу, у себя под ногами… Ну чего бы ещё захотеть?!
— Хочешь, чтобы я тебе помог? — папа вновь материализуется перед Костиком. Неожиданный, как улыбка Чеширского Кота. — Ну-ка…
Папа двумя пальцами, как пинцетом, вытаскивает из Костикова кулака скомканную бумажку.
— Велосипед! Пистолет!! Фотоаппарат!!! — папу подбрасывает в воздух, и он жужжит, как огромный рассерженный шмель: — Это твой дж-ж-жентльменский набор? Твой с-с-список?! Невоз-з-змож-ж-жно! Уж-ж-жас-с-сно! Ж-ж-жуть! Как тебе не с-с-с-с-стыдно?!
Стыдно? Почему ему должно быть стыдно? Сам привязался как репей: список… список…
— Список гостей! Гостей, а не подар-р-ков, мер-р-ркантильный ты человек! — рычит папа, словно разъярённый лев, — Гости!!! Вот главное укр-р-рашение твоего юбилея! Кого ты хочешь видеть на своём пр-р-разднике?
Видеть? На празднике? Об этом Костик как-то не подумал. Праздник-то, конечно, его. Но гостей
— Ладно, доставай новый лист.
Костик послушно раздирает тетрадь.
— Пиши, — говорит папа.
— Что?
— Как что? «Список».
Костик склоняется в три погибели над листком и медленно выводит: «Спи…».
— Ну? — подбадривает его папа. — Не спи!
— Что?
— Какой список? Список чего? Конкретизируй.
Чего тут конкретизировать? Бабушка, дядя Лёня. Ну ещё тётя Лида с дядей Сёмой. И мамина троюродная сестра Александра. Всё как обычно.
— Ну? — не сдаётся папа. — «Список…», ну? Кого?
— Ну… этих… как их… список гостей.
— Гостей! — усмехается папа саркастической усмешкой Мефистофеля. — Гости глодают кости!
— Да? — удивляется Костик.
Только что гости были главным украшением. Теперь они глодают кости. Вечно у папы так.
— У тебя же не просто день рождения!
— А что?
— Ю! БИ!! ЛЕЙ!!!
— И что?
— На юбилее не просто гости, а… а… а…
Ну вот. И гости уже не гости. Сам бы определился…
— М-м-м… не гости, а… как бы их назвать? …приглашённые? скучно… визитёры? официально…
Папа беспомощно щёлкает в воздухе пальцами. Его блуждающий взгляд утыкается в окно, стекленеет. Там, за окном, шумит вокзал, свистят электрички, из почек вырываются листья. А здесь юбилей. И гости. И бог весть что.
— Посетители? — бормочет папа, — чаепители? …подаркодарители?
… тортопоедатели? Боже мой!
— Боже мой! Я там кручусь на кухне, а они тут…
Мама влетает в комнату в фартуке, с полотенцем через плечо и горящими, как газовые конфорки, глазами.
— А мы тут вот!
Костик выставляет свой лист перед мамой, как щит.
— Список, — читает мама. — Список чего?
— То-то и оно, — в голосе папы слышится плохо скрываемое раздражение, — что мы не знаем!
— Не знаете?!
— Мы не знаем, — уточняет Костик, — как это называется!
— Что называется?
— Ну… эти… люди, которые приходят…
— Куда приходят?
— В гости.
— Так и называются — гости.
— Ха-ха! — папа снова превращается в Мефистофеля. — Гости приходят в гости!
— И глодают кости! — напоминает ему Костик.
— А кто ж тогда?
— Вот! — торжествует папа. — И мы не знаем!
— Господи! При чём тут гости… то есть люди, которые глодают… Куда они вообще приходят-то?
— К нашему мальчику, — кивает папа в сторону виновника предстоящего торжества. — На Ю! БИ!! ЛЕЙ!!!
— С ума сошли? У нашего мальчика юбилей через полгода. Осенью! А на дворе весна!
— Юбилей — дело ответственное, — обиженно вскидывает голову папа (в этом вопросе у него явное преимущество: у папы за плечами юбилеев целых четыре, а у мамы всего-навсего три). — К юбилею надо готовиться капитально.