Концерт по заявкам (Повести и рассказы)
Шрифт:
Мать Игоря сказала одобрительно:
— Ты читаешь с выражением…
— А как она танцует, — сказал Игорь. — Лучше всех в нашем классе.
— Ну уж, ты скажешь, — усомнилась я.
— Лучше всех, — убежденно повторил Игорь. — Завтра небось напляшешься вволю?!
— Я не пойду, — сказала я.
— Ну да? Правда? — Игорь приподнялся на диване. — Не пойдешь?
— Нет, — сказала я. — Если хочешь, я приду к тебе, и мы вместе встретим старый Новый год…
— И ты опять будешь читать
— Хоть пять мушкетеров, сколько хочешь…
Он протянул ко мне руку.
— Ах ты, дружик, — сказал.
С тех пор он называл меня «дружик», когда бывал доволен мной, а это случалось нередко.
Мы сели в ресторане за столик, расположенный в углу, там, где вечерами играл оркестр.
Но сейчас оркестра не было, в ресторане сидели считанные люди, и мы могли беседовать друг с другом в тишине и покое.
— Иногда я читаю твои очерки, — сказал Игорь. — Тогда, когда на глаза попадается твоя газета…
— Мог бы разориться и выписать ее, — сказала я. — Нашу газету многие выписывают, там печатаются иной раз очень интересные и даже полезные вещи.
— Бесспорно, — согласился Игорь. — Но, увы, выписать эту газету я не могу…
Я не стала расспрашивать почему, просто сказала:
— Ну что ж…
Подошел официант, Игорь заказал две яичницы, сыр, два салата и кофе.
— Ты мало изменилась, — сказал он, откровенно оглядев меня. — Право же, очень мало…
— А годы идут все равно, — возразила я.
Он кивнул:
— Что есть, то есть. Идут, да не только идут, а бегут, будь они неладны…
Официант принес завтрак, расставил тарелки на столе, кофейник, чашки, молоко, пожелал нам приятного аппетита и удалился. И мы опять остались одни.
— Я понимаю, — начал Игорь. — Ты хочешь знать, как я жил все эти годы…
— Не скрою, хотелось бы знать, — сказала я.
— Я служу в Московском областном театре, сперва был в другом театре, более престижном, но там не сумел ужиться с главрежем и вот уже лет семь в этом театре.
— Доволен?
Он неопределенно пожал плечами:
— Кто знает. Иногда вроде бы ничего, а иногда кажется, убежать бы на край света от всего этого, от репетиций, интриг, подковырок, подкопов, сплетен, от жены, от забот…
Он замолчал. Я не прерывала его молчания.
— Понимаешь ли, дружик…
Он поймал мой взгляд, засмеялся, как мне показалось, несколько притворно. Впрочем, ему, актеру, привычно было притворно смеяться, как и притворно скорбеть.
— Прости, не буду, только не сердись. Так вот, я хочу сказать абсолютно откровенно, что все оказалось совсем не так. Я всю жизнь несчастлив с нею…
Я нахмурилась. К чему теперь все эти излияния?
Он схватил меня за руку:
— Постой, я хочу,
— Хорошо, — сухо сказала я. — Говори.
— Всю жизнь я несчастлив с нею, — повторил Игорь. — И я это понял очень скоро, вот тогда, когда ходил под окнами, все хотел тебя встретить; нет, ты не думай, мне решительно не в чем упрекнуть ее. У нее был всегда ровный характер, она умела управлять своими чувствами, этого у нее не отнимешь…
Каждое его слово камнем падало на меня, он знал, что я никогда не умела управлять своими чувствами, характер мой никак нельзя было назвать ровным. А он, может быть, понимая, о чем я думаю, все-таки продолжал говорить дальше:
— Одним словом, это была и есть натура достойная во всех отношениях, главное, очень какая-то правильная, без сучка и задоринки. И, несмотря ни на что, я был чудовищно несчастлив с нею. Вообрази себе только: у женщины нет ни одного-единственного недостатка. Хоть целый день ищи — не отыщешь: и умна, и добра, и терпелива, и выдержанна, и хозяйственна, и любит меня, ну чего еще можно желать?
И опять его слова, одно за другим, как бы целились мне в самое сердце.
Разве я не была предана ему? Или не любила его?
Согласна, я не была хозяйственной, и выдержки у меня тоже не хватало, и терпения, самого обычного, нормального, присущего огромному количеству женщин, тоже не было. И я не была экономной, не умела рассчитывать наши небольшие деньги, растянуть их так, чтобы подольше хватило. И еще множество других недостатков можно было насчитать у меня, но я любила его. Любила так, как, не сомневаюсь, никто никогда его любить не будет.
— У нее не было ничего такого, к чему можно было бы придраться, — продолжал Игорь. — Это, если хочешь, ужасно! До того ужасно, что я тебе передать не могу…
— Перестань, — сказала я. — Начал уже малость выкаблучиваться…
Он отодвинул от себя чашку с остывшим кофе.
— Клянусь тебе, нет! Я тебе не солгал ни одного слова, веришь?
Глаза его смотрели на меня с той покоряющей убежденностью, которую я хорошо помнила до сих пор и которой никогда не могла противиться.
— Ладно, верю, — сказала я.
Он удовлетворенно вздохнул.
— То-то же, верь мне, девочка…
Я усмехнулась.
— Чего ты смеешься?
— Седая уже девочка, довольно-таки старенькая…
— Ладно, — сказал он. — Не будем спорить. Слушай дальше. Идет?
— Хорошо, — ответила я.
— Веришь, мне до смерти хотелось вывести ее из себя, вздрючить, чтобы она перестала владеть собой, чтобы перестала быть безупречной…
— Тебе удалось хотя бы раз вывести ее из себя?
— Пожалуй, да. И не один раз…