Концерт по заявкам (Повести и рассказы)
Шрифт:
Ехать надо было до метро «Кировская». Редакция находилась неподалеку от моего бывшего дома, зато на довольно большом расстоянии от нынешнего.
В вагоне было много народу, неподалеку от меня сидели две молодые девушки, уткнувшись в книги, возле них стоял пожилой человек, читал газету, рядом старуха в пуховом платке, низко надвинутом по самые брови, перелистывала иллюстрированный журнал, «Смену» или «Экран».
«Страна читателей» — вспомнился мне заголовок статьи французского издателя, недавно приезжавшего в Москву.
Статья
Я кинула еще раз взгляд на девушек с книгами, на пожилого человека, читавшего газету, на старуху с журналом и подумала, что наш «ас фотоискусства» Ардик Моргунов наверняка нащелкал бы с десяток жанровых снимков с натуры в различных ракурсах.
В руках у меня тоже была книга — «Избранное» моего любимого Грина, но я так и не раскрыла ни одной страницы, потому что глядела в окно, за которым на равном расстоянии мелькали огни тоннеля, и отдавалась бесполезному, бесцельному занятию — думам о том, что могло быть и чего не случилось…
Напротив меня на скамейке уселись трое юношей. Я хорошо разглядела всех троих.
Один — здоровяк, с виду добродушен, одет в роскошное светло-серое кожаное пальто.
Другой одет в нейлоновую куртку, которые теперь почему-то предпочитает носить молодежь, может быть, потому, что такие вот куртки практичны, легки и хорошо держат тепло.
У него круглое, почти детское пухлощекое лицо, одна рука на перевязи, должно быть, вывихнул или сломал.
Третий, самый из всех высокий, но неуклюжий, нескладный, откровенно некрасив. Наверное, он сознает свою непривлекательность, потому что лицо его хранит ироническое выражение, видимо ставшее уже привычным.
Он как бы хочет сказать: «Меня ничто не интересует, мне всё до лампочки, и вы все тоже мне не нужны…»
Но я поймала случайно его взгляд, брошенный на девушку, сидящую рядом, и сразу же безошибочно поняла, что он тянется к радостям жизни, пожалуй, даже сильнее, чем его друзья.
Девушка — самая обычная, в меру толстенькая, розоволицая, пышные рыжеватые волосы выбиваются из-под вязаной шапочки, простенькие, неумело подмалеванные глаза кокетливо прищурены, пухлые, простодушные губы слегка тронуты светлой помадой…
Трое юнцов, встав со скамейки, окружили девушку тесным кольцом и, что называется, выкаблучиваются: подшучивают друг над другом, острят, стараясь привлечь ее внимание.
Особенно усердствовал здоровяк. Правда, его товарищ с перевязанной рукой не отставал от него.
Уж как они потешались друг над дружкой! Как изощрялись во всевозможных остротах, стремясь превзойти один другого…
Кажется, если бы было можно, они бы прошлись колесом по вагону в честь своей случайной соседки.
И только тот, некрасивый, невзрачный, сохранял ироническое, отсутствующее
Девушка ежилась, пожимая плечами, улыбалась, порой даже хихикала, должно быть сознавая себя королевой, желанной и недоступной, потом вдруг воскликнула:
— Это что, уже «Библиотека»?
И мигом вскочила с места.
Юноши, оставленные ею, одинаково грустно проводили ее взглядом.
Печальнее всех глядел ей вслед самый некрасивый, должно быть скрывая от товарищей, что внезапно влюбился в нее.
А я подумала, что девушка, выскочив из вагона, может быть, упустила случай, который сам плыл ей в руки?
И может, быть, именно с кем-то из троих, со здоровяком в кожаном пальто или с другим, в нейлоновой куртке, а вернее всего, возможно, и с самым из них некрасивым, она могла бы быть счастливой…
В молодости на моем счету было много упущенных возможностей, я пропускала их одну за другой.
Кто знает, вдруг и эта девушка решила, что одной возможностью больше или меньше дела не меняет?
Впрочем, судя по ее лицу, по простеньким, не очень выразительным глазам, она не слишком-то часто предпочитала размышлять о перипетиях своей жизни…
Потом я села на освободившееся место, рядом с молодой женщиной и с мальчиком, должно быть ее сыном, лет шести на вид.
Она была миловидна, чудесная кожа, нежная и белая, умело подсиненные веки, хорошие густые волосы, на которые была накинута тонкая шерстяная косынка.
Она поправила малышу воротник пальто, и я увидела обручальное кольцо, но не на правой, а на левой ее руке.
И тут в голове моей возникла история: у нее недавно умер муж, может быть, он был летчик, погиб в авиакатастрофе или просто умер от болезни, и потому она носит кольцо теперь на левой руке…
Живет она одна с сынишкой, и мальчик постепенно забывает об отце, хотя время от времени вдруг спросит:
— Где папа?
И она не знает, что же ему сказать, и даже рада, когда видит, что он постепенно забывает…
И все-таки ей грустно, потому что может статься и так, что он и вовсе перестанет вспоминать об отце…
Я пристально вглядывалась в нее, мне казалось, что я все правильно вычислила, но тут она повернулась ко мне лицом, спросила напрямик:
— Послушайте, у меня что-то не в порядке?
— Что? — переспросила я. — Что не в порядке?
— Уж и не знаю что, — она усмехнулась, блеснули мелкие, как у белки, зубы, и вдруг все ее лицо разом изменилось, стало хищным, отталкивающим, а история, которую я ей придумала, внезапно показалась мне начисто фальшивой и нереальной.
Что за фантазии иногда приходят мне в голову!
Мысленно я хорошенько выругала себя, а вслух сказала:
— Нет, нет, все у вас в порядке, просто я задумалась и машинально, совершенно машинально смотрела на вас…