Конец игры
Шрифт:
Француз вошёл первым, потом приглашающе качнул револьвером – и в дверях показалась Анна. Яков на мгновение забылся, жадно вглядываясь в любимое лицо, чтобы разглядеть, что с ней сделали долгие дни разлуки. И сердце дрогнуло при виде повзрослевшей Анны, входящей со спокойным и яростным лицом. Он мог быть спокоен. Это была ЕГО ЖЕНЩИНА. Никому другому с ней не совладать. Да и у него – не сказано, что получится.
– Вот он – ваш Рыцарь Печального Образа, Анна Викторовна. Жив, извольте видеть!
– иронически сказал француз,
Анна бросила Штольману торопливый, успокаивающий взгляд: «Всё потом!» - и обернулась к Лассалю.
– Возьмите вашу папку.
Она, действительно, её принесла. А еще зачем-то палку Виктора Ивановича, которую теперь перехватила поудобнее. И продолжала стоять между ним и Лассалем, словно могла защитить.
– Отойдите, Анна Викторовна, - сквозь зубы приказал Штольман.
– И не подумаю! – упрямо бросила она, не оборачиваясь.
Он начал злиться. Её стараниями весь его выношенный план летел ко всем чертям.
– Не время спорить. Это не дуэль и не князь. Господин Лассаль вначале застрелит вас, а потом меня.
Усмешка француза говорила о том, что именно так он и собирается сделать, просто забавляется их перепалкой.
– Я бы не стала с этим спешить, господин Жан, - насмешливо произнесла Анна. –Лучше бы в папку для начала заглянула.
Выражение на лице убийцы сменилось мгновенно, он замешкался, пытаясь увидеть содержимое папки, не выпуская оружие из рук. И в тот же миг получил точный удар тростью по руке, державшей револьвер, а потом сильный тычок в живот. Анна сделала выпад, как заправский фехтовальщик.
Штольман поразился ей - в который уже раз, но осмыслять было некогда. Она дала ему мгновение, так необходимое, чтобы преодолеть три шага, отделяющие его от убийцы. К сожалению, она всё ещё оставалась на дороге, и он отшвырнул её в сторону, убирая с линии огня. А когда француз запоздало начал поднимать револьвер, всё же метнул свой топор.
Баланс у топора был хороший, лезвие вонзилось, но не в лоб, как он рассчитывал – только в плечо. В лоб мгновением позже попала пуля. В дверях стоял запыхавшийся и испуганный Коробейников.
– Анна Викторовна!.. Яков Платоныч, вы живы?
– Жив, - прохрипел Штольман, падая на колени. Чрезмерное всё же было усилие в его состоянии. – Будь я мёртв, меня нашли бы гораздо быстрее. Не ушиблись, Анна Викторовна?
И только тогда решился на неё посмотреть. И задохнулся – столько в этом лице было всего разом: и облегчение, и гнев, и нежность, и запоздалая тревога. Кажется, она ещё и смеялась сквозь слёзы.
Подниматься с пола Яков не спешил. На коленях заслужить прощение всё же легче будет.
========== Смерть надворного советника ==========
Всё было не так. Всё было ужасающе, катастрофически не так! Только Анна пока понять не могла, почему так происходит.
Ведь вначале её затопило безудержное чувство облегчения и счастья. Счастье было вот оно: стояло на коленях, кренясь всё сильнее, и держась ладонью за левый бок. Выпростанная сорочка с этого боку совсем
– Яков Платоныч, всё же мы вас нашли! Верите ли: весь лес прочесали.
– И шли, похоже, берегом Финского залива? – осведомился Штольман, и на лице появилась знакомая усмешка.
Анна на миг задохнулась:
– Яков Платонович, вы… вы… невозможны!
Она вновь обрела Штольмана, а с ним всю его несносную насмешливость. Боже, какое блаженство!
Когда они усадили его возле стола, сыщик приказал:
– Антон Андреич, обыщите здесь всё.
Он пытался разжечь керосиновую лампу, но пальцы плохо слушались. Анна вынула у него спички, разожгла сама. А потом встала подле, чтобы каждый миг ощущать тепло его тела, и почти бессознательно принялась гладить жесткие завитки волос. Прежде всегда аккуратно причёсанные, сейчас они торчали в разные стороны. Яков снова нашёл её руку, поднёс пальцы к губам.
Она диву давалась, как у неё хватало сил держаться приличий в присутствии Коробейникова: не плакать навзрыд, не зацеловывать усталое любимое лицо.
Антон Андреич деловито сновал по хижине, стараясь не глядеть на них.
– Анна Викторовна, дайте мне папку, - попросил Штольман.
Она оторвалась от него, нагнулась над мёртвым Жаном, странно не испытывая никаких эмоций по поводу человека, пытавшегося их убить, собрала листы, рассыпавшиеся по полу, когда она ткнула француза тростью.
Интересно, что Яков о ней подумал?
Коробейников в этот миг подумал о том же:
– Удивляюсь я вам, Анна Викторовна! Как ловко вы его пырнули!
– Папенька у меня был лучшим фехтовальщиком полка, - небрежно сказала она.
– А вы вся в него! Яков Платоныч, вы бы теперь поосторожнее.
– Что? – мрачно спросил Штольман.
– Виноват-с!
Анна рассмеялась, подавая сыщику бумаги. Он открыл папку, бегло пробежал глазами первый лист, и левая бровь изумлённо поползла вверх. Лихорадочно перелистал, перебирая содержимое, потом поднял глаза и уставился на Анну с неподражаемым выражением. Ей вдруг стало очень легко и радостно от этого выражения.
– А Виктор Иванович без этих бумаг точно обойдётся?
– Это черновики, - непринуждённо сказала она. – Но вы правы: лучше их вернуть.
– Интригуете вы меня, Анна Викторовна, - знакомо произнёс он, и улыбка на лице стала заметнее.
Коробейников тем временем отыскал в углу саквояж и вытащил его на свет:
– А вот тут что-то интересное, Яков Платоныч, взгляните!
В саквояже также были бумаги: чертежи, перевязанные бечёвкой. Толстые пачки денег: рублей поменьше, больше фунтов. Когда Штольман извлёк их, Анна увидела корешок знакомой синей тетради.