Константин Коровин вспоминает…
Шрифт:
Мы опять сели в вагон и поехали. Перед Москвой в купе пришел обер-кондуктор. Он был испуган и огорченно и заискивающе сказал Шаляпину:
– Ведь это, конечно, беспокойство причиняют, но я-то тут, верьте слову, не при чем…
Шаляпин милостиво кивнул головой и записал его фамилию и адрес.
– Знаю, знаю, любезный… Не беспокойся, ничего не будет…
В Крыму
В Крыму, в Гурзуфе, у моря, я построил себе дом в четырнадцать комнат. Дом был хороший. Когда вы просыпались,
Шаляпин приезжал ко мне в Крым. И не один. С ним были: Скиталец[341], Горький и еще кто-то. Я пригласил специального повара, так как Шаляпин сказал:
– Я хотел бы съесть шашлык настоящий и люля-кебаб.
Из окон моей столовой было видно, как громоздились пригорки Гурзуфа с одинокой виллой наверху. За завтраком Шаляпин серьезно сказал:
– Вот эту гору я покупаю и буду здесь жить.
И после завтрака пошел смотреть понравившиеся ему места. Его сопровождал грек Месалиди, который поставлял мне камень для постройки дома.
Вернувшись, Шаляпин прошел на террасу - она была очень просторна и выходила к самому морю; над ней был трельяж, покрытый виноградом. За Шаляпиным следовала целая толпа людей.
Когда я вышел на террасу, Шаляпин лежал в качалке. Кругом него стояли: Месалиди, какие-то татары и околоточный Романов с заспанным круглым лицом и охрипшим голосом; шло совещание.
С террасы были видны Одалары - две большие скалы, выступающие из моря, - «пустынные скалы». На скалах этих никто не жил. Только со свистом летали стрижи. Там не было ни воды, ни растительности.
– Решено. Эти скалы я покупаю, - сказал Шаляпин.
– На что они вам?
– возразил околоточный Романов.
– Ведь они налетные. Там воды нет.
– Шаляпин досадливо поморщился. Я ушел, не желая мешать обсуждению серьезных дел.
С этого дня Шаляпин забыл и Горького и друзей, каждый день ездил на лодке на эти скалы и только о них и говорил.
Приятель его, Скиталец, целые дни проводил в моей комнате. Сказал, что ему нравится мой стол - писать удобно. Он сидел и писал. Писал и пел.
Сбоку на столе стояло пиво, красное вино и лимонад. Когда я зачем-нибудь входил в комнату, он бывал не очень доволен…
Раз я его увидал спящим на моей постели. Тогда я перетащил свой большой стол в комнату, которую отвел ему…
* * *
Вскоре Горький и другие приятели Шаляпина уехали, а он отправился в Ялту - узнавать, как ему получить от казны Одалары.
Перед отъездом он сказал мне:
– В чем дело? Я же хочу приобрести эти Одалары.
– Но на них ведь нельзя жить. Это же голые скалы.
– Я их взорву и сделаю площадки. Воду проведу. Разведу сады.
– На камне-то?
– Нет-с, привезу чернозем, - не беспокойтесь, я знаю. Ты мне построишь там виллу, а я у Сухомлинова[342] попрошу старые пушки.
– Зачем же пушки?
– удивился я.
–
– Но ведь в бурю, Федя, ты неделями будешь лишен возможности приехать сюда, на берег.
– Ну, нет-с. Проеду. Я велю прорыть под проливом туннель на берег.
– Как же ты можешь пробить туннель? Берег-то чужой! Ты станешь вылезать из туннеля, а хозяин земли тебя по макушке - куда лезешь, земля моя…
Шаляпин рассердился.
– То есть как же это, позволь?
– Да так же. Он с тебя возьмет за кусок земли, куда выйдет твой туннель, тысяч сто в год.
– Ну вот, я так и знал! В этой же стране жить нельзя! Тогда я сделаю бассейн, привезу воду.
– Бассейн?
– усомнился я.
– Вода протухнет.
Шаляпин с досадой махнул рукой и велел позвать околоточного Романова - в последнее время тот стал его закадычным приятелем. Они чуть не каждый день ездили на лодке на Одалары[343]. С Одалар Романов возвращался еле можаху и шел спать в лодку, которых много на берегу моря. Встретив меня на улице, Романов однажды сказал мне охрипшим голосом:
– Федор Иваныч - ведь это что? Бог! Прямо бог! Вот какой человек. Погодите, увидите, кем Романов будет. У Ялты ловят - кто ловит? Жандармы ловят. Кого ловят? Политического ловят. А Федор Иваныч мне говорит: «Погоди, Романов, я тебе покажу настоящего политического». Поняли? Покажет. А я его без жандармов, за жабры. Кто поймал? Романов поймал. Околоточный поймал. Поняли? До самого дойдет, тогда кто Романов будет?
Я улыбнулся.
– А отчего это у вас голос хриплый, Романов?
– Как отчего? Кто день и ночь работает? Романов. В трактире, в распивочной, всюду чертом надо орать. Глядите-ка, у меня на шее какая царапина. Все - озорство. В кордегардию сажать надо. Мученье! Ну, конечно, и выпьешь, без этого нельзя.
– Какого ты политического преступника хочешь показать Романову?
– спросил я Шаляпина.
Шаляпин расхохотался.
– Жаловался мне Романов, что повышения нет по службе: «Двенадцать лет мучаюсь, а вот шиш. А мундир надо шить. Государь скоро в Ливадию приезжает. Встречать надо. Жандармы понаехали, политических ловят. Вот бы мне!» Я ему и сказал: «Я покажу тебе, Романов, политического» Хочу показать ему одного известного присяжного поверенного. Тот его вздрючит.
И Шаляпин весело смеялся…
* * *
В те же дни из Суук-Су в коляске приехала дама. Высокая, нарядная. Поднесла Шаляпину великолепную корзину цветов, и другую - с персиками и абрикосами. Просила его приехать к ней в Суук-Су к обеду. Шаляпин, узнав, что она владелица Суук-Су, поехал. Было много гостей. Шаляпин охотно пел и очаровал дам.
Ночью, на возвышенном берегу моря, около Суук-Су был зажжен фейерверк и устроен большой пикник. Лилось шампанское, гости бросали бокалы со скалы в море, ездили на лодке, при факелах, показывать Шаляпину грот Пушкина.