Копи Царя Соломона. Сценарий романа
Шрифт:
Затемнение.
***
Камера отъезжает от стола с едой. За столом Иеремия, отламывает себе кусок хлеба, жует, поворачивает голову. Он смотрит в сторону постели, на которой сидят крестьянин с женой. Они сидят как перед фотографом: руки на коленях, прямая осанка. Похожи на меннонитов, которые решили сфотографироваться всей семьей, и папа с мамой уже сели, а 123 ребенка запаздывают.
Перед ними –
– Ну что там, Натан? – говорит Иеремия.
– Зреют, – говорит Натан.
Пауза. Крупно стена, значки, вымпелы, фотографии. Место от ружья на ковре – выцветшее. Крупным планом – только они. Во время разговора глядят в камеру, друг на друга не посмотрели ни разу. Крестьянин очень тихо и спокойно – с достоинством – говорит жене (говорят по-румынски). Они вообще говорят с достоинством. Как два вождя сиу, которые решают – открыть сезон охоты на бледнолицых дьяволов или нет.
– Аурика, тебя не убьют, меня убьют, – говорит он.
– Как все кончится, поищи вот что, – говорит он.
– У печки, в шкатулке, лежит золотой браслет. Помнишь? – говорит он.
– Помню, Корнел, – говорит жена.
– Помнишь, мы собрались подарить его Нине, твоей племяннице, на ее свадьбу, которая состоится на следующей неделе, – говорит он.
– Помнишь, Аурика? – говорит он.
– Помню, Корнел, – говорит она.
– Ты, конечно, не будешь дарить его Нине, – говорит он.
– Конечно, нет, Корнел, мы же решили, что оставим этот браслет себе, потому что он слишком хорош для Нины, – говорит она.
– Да, это хорошо, что мы так решили, потому что тебе нужны будут деньги на мои похороны, – говорит он.
– Ты ведь так уже подумала, Аурика? – говорит он.
– Так я и подумала, Корнел. Прости меня, – говорит она.
– Ничего, Аурика, наоборот, ты молодец, ведь похороны даром никто не сделает, – говорит он.
– Так ты, наверное, отвезешь его, браслет этот, в город, да, Аурика? – говорит он.
– Конечно, Корнел, в ломбард, что у центрального автовокзала, – говорит она.
– А что, там мало дают за золото? Отвезти его в какое-нибудь другое место, где за него больше дадут, Корнел? Ты скажи, я отвезу, – говорит она.
– Не надо, Аурика, ты не вези его никуда, потому что он не из настоящего золота, а из поддельного, – говорит он.
–
– Как же так, Корнел? – говорит она.
– Я, когда поехал в город, сказал тебе, что купил его за три тысячи леев, помнишь, Аурика? – говорит он.
– Помню, Корнел, – говорит она.
– Так вот, Аурика, я тогда тебя обманул, потому что купил браслет не в магазине «Золото-серебро», а на центральном рынке, у цыган. Купил с рук. И заплатил за него сто леев, – говорит он.
– Корнел, как это? – говорит она.
– Так получилось. Мне просто стало жалко денег на подарок для этой дуры набитой, твоей племянницы Нины, – говорит он.
– Корнел, не смей так говорить, – говорит она.
– Это твои родственники все как один – олухи царя небесного, – говорит она.
– Да? А кого тогда выгнали из университета на втором курсе? Не твою ли дуру-племянницу, которая, к тому же, еще и шлюхой оказалась: залетела неизвестно от кого? – говорит он.
– Как неизвестно от кого… Корнел, какая же ты все-таки свинья, – говорит она.
– Прямо как все твои родственники, – говорит она.
– Я же тебе говорила, что она забеременела не «неизвестно от кого», а от Василия, который на ней и женится, – говорит она.
– Женится он потому, что она обещала на него в суд подать, – говорит он.
– Ох, Корнел, хоть бы ты закрыл свой рот, который ничего от мусорной ямы не отличается, – говорит она.
– Говорила мне мать, не ходи замуж за этого скота и тупицу. Впрочем, чего ждать от уроженца села Градинары, ведь у вас все мужчины – конокрады, бабники, и злоязычные воры, – говорит она.
– Я вор? Шлюха и дура, вот кто твоя племянница, Аурика, – говорит он.
– И, боюсь, это у вас семейное по женской линии, – говорит он.
– Да чтоб глаза твои лопнули, Корнел, говорить такое женщине, которая воспитала семерых твоих детей, пока ты шлялся по кабакам, подвалам и разведенным курвам, – говорит она.
– Ох, Аурика, боюсь, что из этих семи как минимум один не мой, а твой и твоего дружочка Санду, с которым ты полтора года сожительствовала до того, как я тебя подобрал из грязи и сделал порядочной женщиной, – говорит он.