Копья летящего тень. Антология

Дурова Ольга

Она бежала не только от санитаров. Она спасалась от Виктора Лазаревича Коробова и Михаила Кривошеева, от Галины Борисовны Мариновой и Жени Лютого, от вахтеров, кэгэбэшников, стукачей, недоумков и тупиц, от подозрительности и непонимания, неприязни и ненависти… бежала от пустоты… бежала от одиночества… бежала от своей тоски…

43

Солнце садилось, зеленые холмы покрывались тенью. Остановившись на знакомом месте, возле сиреневого пустыря, Лилиан невольно затаила дыхание: прямо перед ней темнели стены крепости–замка! Загадочные, неприступные,

без всяких признаков жизни…

Совсем недавно дети рвали за этими воротами сирень. Но у детей свое, особое видение мира, не то, что у взрослых… Ведь даже Дэвид не способен был увидеть этот замок!

Подойдя к серой каменной стене, Лилиан осторожно коснулась ее пальцами. Стена была шершавой и холодной, какой и полагалось быть каменной стене. Ворота… Потемневший от времени дуб, железные скобы, острые пики наверху. И никакого замка! Как же они открывались? Но не успела она придумать какой–нибудь вразумительный ответ, как ворота плавно, совершенно беззвучно открылись, и впереди показалась выложенная камнем дорожка, по обеим сторонам которой покачивались закрывшиеся на ночь одуванчики.

Не задумываясь, Лилиан шагнула туда, и ворота так же беззвучно закрылись. Во дворе крепости было пусто, тихо, безлюдно. Старинные надворные постройки, заросли шиповника и сирени, каменный колодец. У Лилиан появилось чувство удивительной защищенности и покоя. Значит, это и есть обитель поэта? Последнее пристанище гонимой отовсюду души? Убежище еретика посреди средневекового мира?

К каменному колодцу слетела стайка скворцов, ветер дохнул на Лилиан запахом цветущего шиповника, от высоких башен поползли по траве голубоватые тени.

«Интересно, виден ли отсюда… окружающий мир? — пронеслась в голове Лилиан нелепая мысль. — Или же… я попала в какое–то иное измерение?»

Один из сиреневых кустов с толстыми, кряжистыми стволами и ветками рос прямо у каменной стены, и Лилиан с ловкостью кошки залезла на одну из веток, оперлась ладонями и грудью о край стены… Там, в подлинном, реальном мире, все было по–прежнему: холмы, одноэтажные домишки, заборы, река. Но у самых ворот замка было нечто такое, что заставило Лилиан отпрянуть назад, так что она чуть не сорвалась с сиреневого сука: у ворот замка стояла «скорая»!

Значит, кто–то заметил и запомнил ее рыжие волосы! Кто–то навел санитаров на след! И вот теперь они рыскали в том самом месте, где несколько минут назад стояла Лилиан. И они ничего не видели!! Вернее, видели зеленый холм, заросший одуванчиками. И никакой стены, никаких ворот, никаких башен! Они не способны были увидеть это. Да, Лилиан вовремя скрылась за воротами… Но что, если кто–то, например, дети, придет сюда и… Нет, этого нельзя было допустить! Скорее, скорее войти в замок!

Спрыгнув на землю, Лилиан побежала по каменной дорожке. Скорее! Пока они не проникли сюда!

У нее не было никаких сомнений в том, что замок находится в каком–то ином, чем окружающий мир, измерении, но в каком именно, она не знала. Она не знала также,

каким образом ей самой удалось перейти в это измерение, и она не представляла себе, как сможет выйти из него. Совершенно необъяснимым было для нее и то, что подавляющее большинство людей не видело никакого замка и ни о чем не подозревало.

Или… Лилиан резко остановилась, почти уже добежав до массивной дубовой двери замка. Или она просто–напросто была сумасшедшей? Но в таком случае сумасшедшими были все, кто обладал способностью парить над действительностью — абсолютно все творцы! Стоило ли по этой причине отдавать так называемый реальный мир в распоряжение патологически нормальной посредственности?

Решительно мотнув головой, Лилиан быстро прошла оставшуюся часть пути и остановилась перед наглухо закрытой дверью.

И тут какая–то слабость, усталость и безразличие овладели ею. Что–то внутри у нее поникло и сжалось. И Лилиан поняла, почему это происходит: наконец–то, впервые за долгое время, в ней заговорил здравый смысл.

Она, Лилиан Лехт, могла бы недурно устроиться в жизни. Уехать к отцу в Норвегию. Он давно уже звал ее, да и Осе хотела с ней познакомиться. Учиться в консерватории. Встретиться с Дэвидом — уже там… Печататься в эмигрантских журналах…

Внезапный резкий порыв ветра толкнул Лилиан в спину, ворота и входная дверь разом распахнулись, воздушный водоворот увлек ее за собой, втолкнул вовнутрь — и дверь тут же захлопнулась у нее за спиной.

«Что это было? — с удивлением подумала Лилиан. — Здесь, в таком затишье?»

Она стояла в полной темноте. Незнакомый, непривычный запах застоявшейся годами пыли и какого–то сладкого тлена. Запах склепа. Внезапно она услышала чей–то вздох, напоминающий шелест ветра в кустах сирени. Вздох сожаления.

Лилиан прислушалась. Напряженная, вопрошающая, тревожная тишина. И вдруг откуда–то сверху, сбоку — отовсюду! — послышалось отвратительное, злорадное хихиканье, насмешливый шепот, похожий на хрюканье смех.

Лилиан задрожала, чувствуя, что попала в ловушку. Темнота, неизвестность, окружающая ее со всех сторон враждебность… И снова до нее донесся тихий вздох сожаления и далекий, бесконечно далекий голос: «Ты совершила ошибку, Лилиан…»

Это был голос Бегущей По Волнам! Лилиан сразу узнала его. Виолончельно–певучий голос, который невозможно было спутать ни с чем. Но о какой ошибке она говорила?

Глаза Лилиан стали постепенно привыкать к темноте. Она смутно различала высокие своды, контуры темного, ведущего куда–то вовнутрь прохода, каменные ступени. Ее боковое зрение фиксировало молниеносные перемещения каких–то темных, расплывчатых предметов, но стоило ей посмотреть в ту сторону, где только что было движение, как все замирало, будто там ничего и не происходило.

Все чувства Лилиан предельно обострились, как у вышедшего на охоту хищника, и все в ней кричало о том, что она была в западне, что ее подстерегает со всех сторон опасность.