Копья летящего тень. Антология
Шрифт:
До Лилиан наконец дошло, что она беседует с сидящей возле нее рысью.
«Как ты попала сюда?»
«Я родилась на воле. Но один подонок убил мою мать. Такой низкорослый, тщедушный, ничтожный выродок, с маленькими, крысиными, бегающими глазками и вечно красным от выпивки безобразно курносым носом. Иван Иванович Коробов! Ты когда–нибудь слышала о нем? Он убил мою мать из–за ее красивого, пушистого меха, а меня вместе с моей сестрой хотел по пьянке утопить — как обыкновенных помойных котят! Но лесник из жалости, может быть, просто желая со временем подзаработать на нас, взял нас обеих в свою хибару и кое–как выкормил коровьим молоком.
«Да, да, я читала об этом в газете, — перебила ее Лилиан. — Рысь в городе, на свободе! Милиционерам выдали боевое оружие, повсюду стояли посты. Это была настоящая облава! Но зверя так и не нашли!»
Облизав розовым языком свои белые усы, рысь легла на брюхо у ног Лилиан.
«В тот день, когда на меня охотился весь город, я встретила одну молодую женщину. Она была очень ласкова со мной, ее голос чем–то напоминал мурлыканье моей матери, когда она кормила меня и мою сестру молоком. И я пошла за ней. Мы спустились по склону зеленого холма, и я вошла в этот замок… Он стал моим убежищем».
«Но ведь ты же…»
«Да, я не человек. Но я — совершенство! Все во мне абсолютно гармонично. Я — сама красота. Я — воплощение поэзии природы».
Лилиан кивнула, протянула руку к лежащей у ее ног рыси, провела ладонью по пушистому, мягкому меху.
«Сюда приходили многие поэты, и все они совершали те же самые ошибки, что и ты…»
Лилиан встрепенулась.
«Скажи, какую ошибку я совершила!»
«Вспомни, о чем ты подумала у входа в замок?»
«Я подумала о том, что… могла бы неплохо приспособиться к этой жизни…»
«Вот именно! И вместе с твоим здравым смыслом в поэтическое измерение вторглась пошлая, повседневная реальность. Реальность приспособленчества, выгоды, успеха. С другими поэтами происходило то же самое. Никто, абсолютно никто не вошел в замок с чистыми помыслами! И подобно всем остальным, ты совершила еще и вторую ошибку. Ты впустила в поэтической измерение свой страх перед этой повседневной реальностью…»
Опустив голову, Лилиан тяжело вздохнула. Ведь даже теперь, находясь под защитой этой удивительной рыси, она ощущала в глубине души безумный, смертельный страх.
«А ведь я уже видела тебя однажды, — теребя ухо рыси, сказала Лилиан, — …в редакторском кабинете».
«Да, — скромно ответила рысь, — просто мне не хотелось, чтобы ты читала свои стихи этим мерзавцам».
«Но где же теперь все те поэты,
«Все они погибли. Ни один из них не решился совершить прыжок… И я не знаю, сможешь ли ты сделать это. Знаю только, что кто–то должен это сделать. Должен очистить поэтическое измерение от пошлого здравого смысла, расчета, приспособленчества, тщеславия… Кто–то должен сделать замок обитаемым!»
Лилиан с удивлением посмотрела на лежащего возле ее ног зверя. Уши с пушистыми кисточками то заламывались назад, то становились торчком. Животное было начеку!
«И у меня есть надежда, что ты сможешь побороть в себе этот страх. Мое кошачье чутье подсказывает мне это. Вот почему именно тебе я принесла эту единственную, драгоценную каплю меда Поэзии! Ты теперь очень сильная, Лилиан! Вставай и иди. Иди наверх».
Став на колени, Лилиан зарылась лицом в пушистый кошачий мех. Рысь была ее единственным другом в этом жутком, темном пространстве. Дикая, никем не прирученная кошка.
И она встала и бесстрашно пошла в темноту. Впереди были ступени. Лестница, ведущая в самую высокую башню без окон.
Лилиан шла и шла, и ступеням не было конца. Призрачный свет, падающий неизвестно откуда, сладковатый запах тлена, затхлый, застоявшийся воздух… Наконец она увидела перед собой стену. Дальше пути не было. И рядом с крошечной, узкой площадкой, на которой она стояла, была дверь — она была открыта и вела куда–то в темноту.
«Еще одна ловушка? — тревожно, но уже без прежнего смертельного страха подумала Лилиан. — Захлопывающаяся наглухо дверь очередной камеры пыток?»
Некоторое время Лилиан стояла в раздумье, потом села на каменную ступеньку. Смутно представляя себе архитектуру замка, она была уверена, что находится теперь на самом верху.
«Наверное, уже ночь… — печально подумала она. — И никто, ни один человек, не подозревает, что я здесь…»
Она подумала о своей матери. Хорошо, что та уехала на несколько дней к своему брату. На несколько дней… Лилиан не была уверена в том, что сможет за это время вернуться домой. Она так устала! Она могла бы заснуть прямо так, сидя на каменных ступенях. Уткнувшись подбородком в колени, она чего–то ждала, продолжая бодрствовать.
И тут появились они. Медленно, запыхавшись от долгой ходьбы, они поднимались по ступеням.
Двое санитаров.
У Лилиан не оставалось никакого выбора. Не дожидаясь их приближения, она метнулась к открытой двери — в новую, неизвестную ей темноту. Дверь закрылась настолько бесшумно, что Лилиан даже не заметила этого. Прислонившись к стене, она прислушивалась к приближающимся шагам. Она ясно различала их раздраженные голоса, стук в стену, топанье на узкой площадке. Голоса становились все более громкими, возбужденными, испуганными… И наконец Лилиан услышала душераздирающий, мяукающий вопль атакующей рыси. Потом все затихло.
Она стояла в абсолютной, совершенно непроглядной тьме. В этом помещении, о размерах которого она не имела ни малейшего представления, стоял густой, тлетворный, сладковатый запах. Запах истлевших трупов.
У Лилиан от дурноты подкашивались ноги, ее лихорадило, и она, держась рукой за стену, медленно опустилась на пол. Но ее рука, скользнув по камню, наткнулась на что–то странное… Быстро отдернув руку, Лилиан почувствовала такое сердцебиение, что едва не потеряла сознание… Ее пальцы нащупали чьи–то волосы! Длинные, густые женские волосы. И тут же локоть ее уперся в груду костей.