Корабль дураков; Избранное
Шрифт:
Свои обедни и молебны.
Очки им также не потребны.
К тому ж в монастырях святых
Есть тьма монахов молодых,
Бегущих в мир, чтоб вместе с нами
Хлеб зарабатывать руками.
В очках нет надобности им.
Пропал я с ремеслом моим!
К тому ж весь сонм князей немецких,
Духовных, а равно и светских,
Очков не носит в наши дни».
Епископ Тилю: «Объясни,
В чем этому причина, сыне».
А Тиль в ответ: «Угодно ныне
На все
Ему епископ: «Полно врать!
Ведь у князей толпа придворных,
Слуг и чиновников проворных,
И все на плутни мастаки.
Итак, князьям нужны очки,
Чтоб, обладая острым взглядом,
Давать острастку казнокрадам.
Как видишь, ложен твой ответ!»
Тиль молвит: «Ваша милость, нет!
Сейчас, когда в краях имперских
Не перечесть насилий зверских
И правосудие давно
К молчанию приведено
Своекорыстием бесчестным
И произволом повсеместным,
Чья тяжесть падает всегда
На горожан и города,
Князьям пора бы спохватиться,
На беспорядок ополчиться,
Смутьянов в разум привести
И тем империю спасти.
Так нет! Князьям и горя мало!
Смотря на все сквозь пальцы вяло
И разучась очки носить,
Они не могут сохранить
Те остроту и ясность зренья,
С которыми свои владенья
Князья в былые дни блюли,
Когда с дорог своей земли
Глаз неусыпных не спускали,
Все безобразья замечали
И в корне пресекали зло,
А ремесло мое цвело,
Поскольку покупались всеми
Очки усиленно в то время.
Зато теперь я наг и сир:
Ни люди светские, ни клир
Очков не покупают боле,
И стал я нищим поневоле».
Смеясь, ему сказал прелат:
«Поедем в Вормс со мною, брат!
Ты будешь у меня кормиться,
Пока рейхстаг имперский длится.
На нем придут, надеюсь я,
К таким решениям князья,
Что вновь империя воспрянет
И промысел твой всюду станет
Тебе давать доход большой».
Затем, возвеселясь душой,
Епископ снова в путь пустился
И в размышленья погрузился.
Он думал: «Коль узнал народ,
Как много мы пускаем в ход
Уловок тайных и разбойных,
Хоть с виду честных и пристойных,
То быть немедленно должна
Страна князьями спасена
От беззаконий, смут и страха,
Не то не избежать ей краха».
И внять скорей таким словам
Ганс Сакс желает ныне вам.
В
Давным-давно, я слышал это,
Но помнится мне и сегодня,
Как в праздник сретенья господня,
С утра у колокольни стоя,
Хозяек горевало трое,
Что со служанками — беда!
Одна и разошлась тогда:
«Колода у меня, не девка!
Неряха! Сущая издевка!
Дремать над прялкой норовит,
195
Сетования трех хозяек на своих служанок. — 20 января 1555 года.
У печки, словно кошка, спит,
Работа ей на ум нейдет,
Да уж зато в три горла жрет!
На днях нагадила в котел.
А посади ее за стол,
Так за обедом ловит блох,
Да по две сразу, видит бог!
Растрепа! Истинный вахлак!
И делает все кое-как.
А поглядеть ей на ручищи —
Заслонка, так и та почище.
Горшков не моет по неделе,
Из них как будто свиньи ели,
Посуду знай мне бьет да бьет.
Браню, да что-то в прок нейдет.
Не будет больше ей потачки:
Сегодня ж дам расчет байбачке!»
Тогда промолвила другая:
«Беда! И у меня такая!
Я про нее порасскажу!
Уж я бужу ее, бужу!
Сама и воду я таскаю
И в рукомойник наливаю.
Начнет мести, так пыли, сору
Наоставляет прямо гору.
С похлебки накипь не снимает,
Горох у ней затвердевает,
Все пережжет и пережарит,
Недосолит и недоварит,
А постирает, так, ей-ей,
Серым-серо белье у ней.
Уж так ленива и лукава!
Осел — и тот проворней, право!
Постель работникам не стелет,
А мне в ответ бог весть что мелет.
Как выйдет по воду во двор,
Так из избы выносит сор.
С три короба притом наврет,
Все новости домой несет.
С соседями — лишь перебранка.
Ох, и хитра ж моя служанка!
Ведь так, злодейка, отопрется,
Что хоть и врет, да не проврется.
Поддам под задницу я ей
Так, чтоб летела до дверей!»
Тогда второй сказала третья:
«Не стану и свою жалеть я.
Она уже не первый год
Кудель дерет, а не прядет,
Смотать не может толком ниток!
Не пряжа, а один убыток!
Навар с похлебки враз слизнет,
А что послаще — тоже в рот.
Найдет вино — пиши пропало!
Все тащит — яйца, масло, сало!
Еще повадка есть у ней
На пляс заманивать парней.
Парнишкам, так и тем дает!
Сегодня ж будет ей расчет!»
Так поносили без утайки