Корабль невест
Шрифт:
Хайфилд знал буквально каждый квадратный дюйм “Индомитебла”, знал от и до историю славного авианосца. Он стал свидетелем того, как корабль медленно погрузился в воды Адриатики, а его корпус сплющило, как утлую лодчонку в шторм. Он провел корабль через арктические воды зимой 1941-го, тогда палубу покрыл слой снега толщиной шесть дюймов, а орудийные башни настолько обледенели, что двадцати матросам пришлось потратить не один час, чтобы с помощью ломов и лопат привести их в рабочее состояние. Он смог удержать его на плаву после налета бомбардировщиков, базировавшихся на островах Сакисима, после того как самолет-камикадзе скатился с полетной палубы, которую в результате захлестнуло приливной волной и залило авиационным топливом. Он плыл на нем по водам Атлантики, прислушиваясь в тишине к зловещему эху,
“Виктория” была сконструирована точно так же, как и ее брат-близнец; и когда он впервые взошел на ее борт, ему почудилось в этом нечто зловещее. Вот почему он так долго привыкал к новому кораблю. Но теперь, как ни странно, испытывал к нему какую-то извращенную благодарность.
Они связались с ним этим утром. Командующий Британским Тихоокеанским флотом лично отправил ему радиограмму. В шутливой форме он сообщил Хайфилду, что тот может распустить бригады маляров до конца плавания: нет смысла изнурять людей лишними ремонтными работами. “Викторию” обследуют в сухом доке в Плимуте, а затем модифицируют и продадут какой-нибудь торговой судоходной компании или пустят на металлолом. “Со старушкой все в порядке, – послал он ответную радиограмму. – Настоятельно советую следовать прежним курсом”.
Он ничего не сказал экипажу корабля, поскольку подозревал, что большинство людей сам корабль волновал меньше всего: лишь бы кубрики были просторными, еда – более или менее съедобной, а денежное довольствие – регулярным. Война закончилась, и многие собирались покинуть военно-морской флот. Так что он, Хайфилд, и его старый корабль в ближайшем будущем станут только темой для разговоров о войне за обеденным столом.
Хайфилд вздохнул и осторожно оперся на больную ногу. На следующий день они должны прибыть в Бомбей. И скорее всего, он проигнорирует инструкции командующего. Уже несколько дней бригады маляров и рядовые матросы подкрашивали и надраивали корабль. На флоте прекрасно знали, что единственная возможность удержать моряков от неприятностей – загрузить их работой, а с учетом столь специфического груза это было более чем актуально. На корабле не должно было остаться ни одного латунного болта, который не будет блестеть точно зеркало.
Члены его экипажа, похоже, догадывались, что с ним творится что-то неладное. Не исключено, что и губернатор Гибралтара тоже кое-что заметит. Он далеко не дурак. Будь я проклят, если покину тебя раньше времени, молча обратился Хайфилд к кораблю, крепко сжимая перила. Будем держаться друг друга до тех пор, пока моя треклятая нога вообще не отвалится.
– Значит, так, дамы, вам надо смешать одну столовую ложку яичного порошка с двумя столовыми ложками воды. Дайте возможность порошку впитать в себя воду, а затем разомните комочки деревянной ложкой. Размешивать надо достаточно энергично… Словом, придется немного попотеть, – сказала женщина из вспомогательной службы и, увидев непонимающие лица, добавила: – Как говорят у нас в Англии, терпенье и труд все перетрут.
Маргарет сидела, положив тетрадь на колени, пишущая ручка безвольно повисла в воздухе. Она бросила записывать рецепты, поскольку ее внимание привлекло шушуканье у нее за спиной.
– Проститутка? Не может быть! Флотское начальство никогда бы такого не допустило, с учетом всех этих матросов.
– Ну, они оказались не в теме, разве нет? Откуда им было знать?!
– С помощью яичного порошка можно выпекать самые различные вещи. Добавьте немного петрушки или
– Господи боже мой, но кто мог согласиться на ней жениться?! А вам не приходило в голову, что это мог быть один из ее… клиентов?
– А что, если он не знает? И, как думаете, разве флотские не должны ему сообщить?
То же самое происходило сейчас повсеместно. За несколько дней Фрэнсис Маккензи из самой неприметной пассажирки, которую когда-либо перевозила “Виктория”, превратилась в самую печально известную. Те, кто ее хоть немного знал, были в восторге оттого, что столь скромная с виду молодая женщина имеет за плечами такой багаж. Другие были заинтригованы историей ее прошлой карьеры и сочли своим долгом приукрасить ее подробностями, которые никто из пассажирок не имел возможности опровергнуть. И как ни парадоксально, складывалось впечатление, что любая из них в свое время могла оказаться на ее месте; следующая стоянка была еще не скоро, и вообще ни у кого не вызывало сомнения, что это было самое захватывающее происшествие за все плавание.
– Я слышала, она ездила на поезде. Ну, знаете, на специальном таком, который они посылают в войсковые части. В этом поезде было полно… падших женщин.
– А как вам кажется, ее надо было обследовать на предмет различных заболеваний? На американских транспортах они обязательно это делают, я точно знаю. Я хочу сказать, что мы же пользуемся с ней одной душевой, прости господи.
Маргарет с трудом поборола желание прервать их, сообщить всем этим тупым балаболкам, что они не понимают того, о чем говорят. Но как она могла, если сама не знала правды!
Но было непохоже, чтобы Фрэнсис хотела все объяснить. В ту роковую ночь она сразу легла, а утром специально притворилась спящей, явно дожидаясь, чтобы они с Эвис ушли из каюты, но, когда они вернулись, выкинула тот же номер. Она практически не разговаривала, сведя все темы для разговора к необходимому минимуму. Она дала собаке попить. Оставила дверь приоткрытой. Словно им этого было достаточно. Она перестала посещать главную столовую. И Маргарет не была уверена, ест ли она вообще хоть что-нибудь.
Эвис демонстративно попросила перевести ее в другую каюту, но поскольку ей решительно не подошла единственная предложенная ей койка, во всеуслышание объявила, что не желает иметь с Фрэнсис ничего общего. Маргарет велела Эвис не валять дурака и не слушать все эти треклятые сплетни. В них нет ни капли правды.
Но очень трудно сохранять силу духа, если Фрэнсис и не думала защищаться.
И даже Маргарет, которая обычно за словом в карман не лезла, не находила, что сказать Фрэнсис. Маргарет знала, что иногда бывает слишком наивной, и тем не менее у нее просто в голове не укладывалось, как такая строго одетая, чопорная молодая женщина может быть “одной из этих”. Она видела падших женщин только на плакате в кубрике у Денниса Тимса с угрожающей надписью: “Венерические заболевания – молчаливый убийца” – да еще в вестернах, что смотрела с братьями. В кино дамочки легкого поведения обычно кучковались в каком-нибудь салуне. Интересно, надевала ли Фрэнсис платья с тугим корсажем, красила ли губы в алый цвет, чтобы завлечь мужчин? Приглашала ли их подняться наверх и раздвигала ли перед ними ноги, чтобы они могли бог знает что с ней сделать? Подобные мысли преследовали Маргарет, невольно накладывая отпечаток на стиль общения с Фрэнсис, которая всегда была так добра к ней. Маргарет это прекрасно понимала, и ей было безумно стыдно за себя. Она подозревала, что Фрэнсис тоже все понимает.
– Ну, по-моему, история просто отвратительная. Откровенно говоря, если бы мои бедные родители знали, что мне придется путешествовать с такой особой, они ни за что не разрешили бы мне подняться на борт корабля. – Сидевшая перед ней девушка передернула плечами в праведном гневе.
Маргарет бросила взгляд на записанный неразборчивым почерком рецепт употребления яичного порошка.
– Век живи, век учись! – заметила соседка Маргарет.
Маргарет сунула тетрадь в корзинку и вышла из комнаты.