Кораблики, или «Помоги мне в пути»
Шрифт:
На тележке в скорченной позе, обхватив одной рукой поднятое к подбородку колено, сидел Феликс Антуан Полоз.
Несколько мальчишек, разных, но чем-то одинаково похожих на Чижа (выражением лиц, может быть?), стояли цепочкой. Спиной к Полозу. Оборванные, невозмутимые. На нас взглянули без удивления.
Чиж сказал все так же сипловато, глухо:
– Все, робины. Идите...
Они молча пошли мимо нас – в проход за нашими спинами. Шагая мимо отца Венедикта, каждый шепотом говорил "здравствуйте".
Мы
2
Тихо-тихо было. Только стрекозы шуршали крыльями. Под низким солнцем светились в сорняках мелкие желтые цветы. Блестело битое стекло. Голубела в узкой Овражной бухте вода, на том берегу курчавились заросли заброшенного сада. Чирикнул воробей, сел на поручень рядом с Полозом. Хорошо ему было, воробью. А Полозу плохо...
Но он держался спокойно. Узкое складчатое лицо его – без парика, с темной стрижкой ежиком – казалось чересчур длинным. И была на нем смесь пренебрежения и скуки.
Полоз проговорил негромко:
– Ну вот и явились. Вся компания...
– Как вы его изловили? – спросил отец Венедикт у Чижа.
Тот, глядя в землю, сказал с покашливанием:
– Выследили... Он думал, что здесь искать не станут, затеряется. Полиция и не искала. Но мы знали...
– Ловкие мальчики, – снисходительно заметил Полоз. – Я не учел... Даже кандалы раздобыли.
– Добра-то... – выдохнул Чиж. И кашлянул опять.
– Ключик от кандалов у тебя? – спросил отец Венедикт. – Дай-ка мне...
Чиж глянул быстро, колюче:
– Но вы с него не снимайте! Уйдет!
– С живого не сниму, – тихо сказал отец Венедикт. И сунул ключик в складки рясы.
Полоз принужденно улыбнулся:
– Все же пришлось присутствовать на казни, святой отец...
– Не на той, на какой тебе хотелось, – отозвался отец Венедикт. – Да и не казнь это, а... уборка нечистот.
– А вот это вы зря, – серьезно возразил он. – Всегда следует уважать противника... По крайней мере настолько, чтобы выслушать его перед концом... А вы, господин Викулов, согласны со мной? – он опустил ногу, сел удобнее, наклонил набок голову.
Страха в его глазах не было.
Но и у меня не было. Прежняя тяжесть растаяла. Осталось лишь досадливое нетерпение, с которым обычно хочется вытащить засевшую занозу. Будет неприятно сперва, но потом – облегчение. Надо только прижечь ранку, чтобы не осталось заразы. Я прижгу ее с сознанием, что уничтоженный мною Полоз больше никогда никому не принесет вреда.
Я вынул пистолет, сдвинул до конца ползунок регулятора мощности и муфту фокусировки. Теперь можно было уложить наповал мамонта.
Полоз наблюдал молча.
– Шли бы вы отсюда, ребята, – сказал отец Венедикт.
Но
Полоз сел поудобнее. Смотрел на меня, не отрываясь. Он был в мятых брюках, в старых туфлях на босу ногу и в засаленной клетчатой рубахе. И правда будто житель Пристаней. Но это был Полоз. Он смотрел мне прямо в глаза. Змеиными своими зрачками.
– Бесполезно, – сказал я. – Ты хороший гипнотизер, но сейчас не уйдешь. – И поднял пистолет. Петька прижался ко мне плотнее.
Полоз бархатно так, сочувственно проговорил:
– Надо ли стрелять, Питвик? Выбейте полено из-под колеса, и делу конец...
И правда, этого хватило бы! Мосток с рельсами уходил к воде наклонно, тележку сдерживал только сунутый под колесо деревянный брусок. Выдернуть – и тяжелая тележка, набирая скорость, покатит к отвесу. А глубина здесь – сразу. Бывший овраг...
– Нет, – сказал я. – Лишняя гарантия не помешает. Ты слишком изворотлив.
– Ну стреляй, – согласился он с коротким зевком. – А ты когда-нибудь убивал людей? Не боишься взять грех на душу?
– А ты не человек. Ты воплощенная гнусность. Садист и некрофильская дрянь! Тебе мало было мучить отдельных пацанов, захотелось государственного масштаба... Откуда столько ненависти в одном... в одной оболочке? Что за дикий вывих природы?
Признаться, он своими зрачками все же тормозил меня. Я ощущал, что растет неуверенность. И тогда представил огненный шар над черным пароходом и взлетающие в горячий воздух ребячьи тела. А еще – как у кладбищенского забора вжимается в травку Сивка-Бурка: "Дядечка, не надо!" Тряхнул головой, двумя руками поднял "ПП". Петька у меня под боком сжался.
– Подожди, – громко сказал Полоз. – Минуту! Я хочу справедливости. Хочу, чтобы ты знал... Откуда ты взял, что у меня была ненависть? Я любил детей! Да! Любил их как раз за страдания, которые через меня посылала им судьба. За то, что этими страданиями они искупают грехи мира. За то, что вносят в мир гармонию, уравновешивая своей болью счастье других. Ибо изначально Вселенная построена на равновесии добра и зла... Я ведь уже объяснял тебе это однажды...
– Когда?!
– Недавно. Ночью...
– Значит, это был не сон?
Он мелко засмеялся, складки его лица затряслись. Худое тело – тоже...
– Межпространственник... Так и не понял, что такое сон и где граница...
– Ладно, как-нибудь разберусь. А сейчас, уж не обессудь, я нарушу гармонию и равновесие между добром и злом. – И я снова поднял "ПП".
– Еще секундочку... Послушайте, господин Викулов. А вы всерьез уверены, что имеете право осудить меня на смерть?.. Да нет, я не о юридическом праве! Вы точно уверены, что сами лучше меня?