Королева не любившая розы
Шрифт:
–Я не вижу никаких препятствий к такому путешествию, монсеньор, но окончательно этот вопрос надо согласовать с кардиналом.
Однако у Ришельё беседа о морском путешествии быстро стихла, ибо кардинал показал Месье письмо с полным признанием Шале. Гастон прочёл документ, побледнел и полностью капитулировал. Он даже согласился жениться на герцогине де Монпансье, которая была старше его на три года, зато в обмен он получал личную свободу. Гастон также настаивал на помиловании Шале, но кардинал заявил, что граф будет осуждён. Однако он намекнул, что король может его помиловать. Позднее Гастон утверждал, что Ришельё обещал ему, что сохранит жизнь несчастного, а кардинал категорически
Вечером того же дня король снова потребовал к себе Гастона. Принц, дрожа всем телом, явился к брату и нашёл там королеву-мать, кардинала и хранителя печатей. При виде этих четырёх строгих лиц он подумал, что его сейчас арестуют, но речь шла только о подписании некоего документа. Это было признание в том, что граф де Суассон предлагал ему свои услуги, что королева, его невестка, писала ему несколько записок, отговаривая его от брака с Марией де Монпансье, и что аббат Скалья, савойский посланник, принимал участие во всей этой интриге. О Шале не было упомянуто ни слова.
Гастон радовался, что отделался так дёшево. Он подтвердил данное кардиналу обещание жениться на Марии де Монпансье и подписал признание, в силу чего ему позволено было оставить Нант. Но несколько дней спустя его снова призвали для празднования бракосочетания. Мария де Монпансье приехала с матерью, герцогиней де Гиз, которая, несмотря на всё своё богатство, не дала своей дочери в приданое ничего, кроме одного бриллианта, оценённого, правда, в 80 000 экю.
Молодой принц поручил защищать условия своего брачного контракта президенту ле Куанье и велел, чтобы дарование жизни Шале было в нём упомянуто как одно из самых важных. Но король, читая контракт, взял перо и собственноручно вычеркнул это условие, после чего ле Куанье не осмелился более настаивать. Впрочем, кардинал отвёл ле Куанье в сторону и сказал о желании короля предать Шале суду, но что он выпросил восемь дней на приведение приговора в исполнение. Во время этих восьми дней он обещал сделать всё возможное и, кроме того, сам Гастон может действовать в это время.
Брачный контракт Месье был подписан 6 августа в пять часов вечера в апартаментах королевы-матери без всяких дополнительных условий. Не было никаких приготовлений, знаменующих брак принца крови. Гастон, как говорит один из современных историков, не велел даже сшить себе новое платье для столь важного обряда, в котором он играл первую роль. Король сидел под балдахином рядом с Марией Медичи, а напротив него поместилась бледная и растерянная Анна Австрийская с невестой Гастона. Ришельё же стоял возле стола вместе с епископами. Комната была также заполнена придворными обоих полов. Хотя Людовик приказал, чтобы дамы занимали свои места без оглядки на ранг, по мере прибытия, всё же между герцогинями д’Аллюэн и де Роган произошла ссора за первенство, во время которой они принялись щипать друг друга, забыв о приличиях.
В полночь состоялась церемония венчания, причём церковную службу в кафедральном соборе Нанта провёл сам кардинал де Ришельё. Мария де Монпансье была одета в белое атласное платье, украшенное жемчугами, как собственными, так и позаимствованными у королевы. В брачных покоях не играла музыка, а мебель была тоже у кого-то позаимствована. Как будто это была свадьба не брата короля, а простого дворянина. Людовик подал ночную рубашку Месье, а Мария Медичи – его молодой супруге, с которой Гастон переспит лишь раз, и которая в следующем году умрёт при родах, произведя на свет дочь, Великую Мадемуазель (как и отец, та всю свою жизнь будет плести интриги, но уже против Людовика XIV). Во время первой брачной ночи герцога Анжуйского произошёл смешной инцидент: кто-то забыл в
Гастону не только всё сошло с рук, но он ещё получил в полное владение Орлеан и Шартр и стал именоваться герцогом Орлеанским. С помощью этой подачки король и его первый министр надеялись умерить претензии безнравственного принца, мечтавшего о троне.
–Новый герцог Орлеанский, – как заметил Дюма-отец, – находясь под постоянным надзором своих приближённых, ненавидимый королем, презираемый дворянством, уже не мог быть опасным для кардинала.
На следующий день после своего венчания принц уехал в Шатобриан, не желая оставаться в городе, где проходил уголовный процесс над его поверенным, прекращённый, правда, на время свадьбы.
После этого суд продолжил свои заседания. Во время длительного официального допроса 18 августа граф де Шале признал, что маршал д'Орнано намеревался связаться с заграницей для получения вооружённой помощи. У суда также были письменные свидетельства того, что он планировал убить короля.
19 августа суд постановляет: Шале признается виновным в совершении самого тяжкого преступления, которое только существует, – преступлении против короля. Поэтому смертный приговор обрекает его на обезглавливание с последующим расчленением и разбрасыванием кусков трупа у городских ворот, лишение дворянства для всех его потомков и конфискацию всего его имущества. Шале валялся в ногах Ришельё, умоляя о пощаде. Но кардинал был неумолим – примерное наказание графа призвано было устрашить недовольных. Тщетно его мать просила аудиенции у Людовика XIII: в ответ тот великодушно обещал, что Шале всего лишь отрубят голову.
Тогда граф отказался от всех своих показаний, утверждая, что сделал их кардиналу при условии дарования ему жизни. Потом он потребовал очной ставки с графом де Лувиньи, во время которой последний отказался от большей части своих показаний, но всё было бесполезно, так как решение о казни Шале было уже принято. (Год спустя Лувиньи был убит на дуэли).
Перед казнью госпоже де Шале разрешили свидание с сыном. Граф начал плакать, но, увидев твёрдость матери, успокоился и сказал:
–Я готов.
Несчастный оказался покинутым всеми своими друзьями. Королева, поставленная в странное положение, не могла сделать ни одной попытки в его пользу. Брат короля, как известно, удалился в Шатобриан. Герцогиня де Шеврёз после бесплодных попыток спасти своего любовника тоже уехала.
Казнь графа де Шале, имевшая место 19 августа в Нанте, была ужаснейшим зрелищем. Настоящий палач не явился (говорили, что Гастон решил помочь приятелю и приказал его выкрасть, по другой версии – палача подпоили, и он не сумел добраться до Нанта к назначенному дню). Поэтому его заменил некий сапожник (или солдат?), приговорённый к повешению, которому была обещана жизнь, если он отрубит голову Шале.
К месту казни, где возвышался эшафот, Шале шёл между священником и матерью. Собравшиеся зрители из простонародья сожалели об этом красивом, богато одетом молодом человеке, который был должен пасть под ударом палача, а также об его матери, облачённой в траур по мужу и сопровождавшей своего единственного сына на смерть. Дойдя до подножия эшафота, она взошла по ступеням вместе с осуждённым. Шале опирался на её плечо, духовник следовал за ними. В последний раз поцеловав свою мать, приговорённый стал на колени перед плахой и произнёс короткую молитву, а его мать, опустившись подле на колени, присоединила к ней и свою. Несколько минут спустя Шале обратился к палачу: