Коронованный наемник
Шрифт:
– Чего сердишься? – эльф примирительно потрепал шелковистую гриву скакуна, и тот опустил голову, подчиняясь хозяйской руке, но лихолесец чувствовал, что конь неспокоен…
…Снег усилился. Белые наметы уже плотно укрывали подножья древесных стволов, бугрясь узловатыми хребтами донага выполосканных осенью корней. Неряшливые поляны скрыли космы прошлогодней травы ровными, поблескивающими в тусклом солнечном свете коврами, и эльфу жаль было прошивать эту строгую красу стежками конских копыт. Лес утратил то унылое убожество, что запомнилось эльфу с прошлой поездки, и, хотя виски все еще пульсировали остатками утренней боли, душевное равновесие восстановилось.
До первого дерева оставалось несколько лиг, когда гнедой слегка замедлил аллюр и негромко фыркнул. Леголас насторожился, прислушиваясь, но не спешил схватиться за лук – он отлично понимал своего скакуна,
– За нами кто-то следует, дружище? – пробормотал лихолесец. Но лес был тих, только потрескивали на ветру сучья. Леголас снова сжал бока коня коленями, побуждая прибавить шаг, а сам тем временем сосредоточился на внутреннем чутье. Подчас искусный враг может тенью скользить следом, и даже непогрешимый слух лесного эльфа не уловит его шагов, но ничто не спрячет и не замаскирует холодного взгляда, каким смотрит в спину стрела. Леголаса всегда приводило в недоумение то насмешливое недоверие, с каким относились к этой непреложной истине Фарамир, Гимли и прочие его соратники по последней войне. Они не верили во «взгляд стрелы», посмеивались над чудаком-остроухим, и даже множество искусных засад, вовремя замеченных Леголасом, не сумели их переубедить. Все списывалось на «фортеля Дивных», и лишь Арагорн прятал улыбку на самом дне глаз и примирительно сжимал плечо раздраженного эльфа.
Но на сей раз Леголас не чувствовал прицела. А значит, в лесу скрывался… да кто угодно. Соглядатай Йолафа, одинокий разбойник, неосторожный крестьянин. Стрелять он пока не собирался, а потому эльф решил продолжать путь, не обращая внимания на предостережение скакуна.
…В первых двух деревьях стрелы торчали на прежнем месте. Леголас машинально смахнул перчаткой снег, осевший на пергамент, и продолжил путь. Не доезжая третьего дерева, гнедой снова тряхнул гривой, коротко всхрапнув, но Леголас и сам почувствовал, что спину пощекотал пристальный взгляд. Однако он не нес угрозы, и эльф, не оборачиваясь, двинул коня к высокому вязу. Стрелы не было, лишь треугольное углубление в коре отмечало место, где лихолесец оставил послание. Стрелу, однако, так же мог вынуть кто угодно, и Леголас постарался не поддаться первому воодушевлению. Кто знает, может в других местах его ожидает ответ…
Эльф дал коню шенкеля, и гнедой помчался через широкую прогалину. Там, чуть дальше, у причудливо изогнутого оврага оставлено еще одно письмо… Вопль налетел внезапно, взорвался прямо в голове звонкой, колючей россыпью осколков, впившихся в мозг… «Леголас… Леголас…лас… Иди… Леголас!..» Голос несся из ниоткуда, звал, надрывно, горестно, разлетался вдребезги и снова звал, сам собой рождаясь внутри. Лихолесец глухо вскрикнул, осаживая коня и охватывая ладонями вибрирующую болью голову. Лес перед глазами покачнулся, метнулся в сторону и снова назад, а зов все бился испуганной птицей, метался в рвущемся по швам сознании. И Леголас знал, точно знал, что там, куда зовет его бестелесный голос, ждет избавление от этой муки, но не знал, где это место, и это неведение затопляло разум незнакомым ему прежде паническим страхом обреченного, гибнущего существа. Холодный воздух перехлестнул дыхание, в одночасье заледенели пальцы, пот липкими дорожками заскользил по спине. Эльфа затрясла крупная дрожь. С усилием разомкнув пальцы, он сжал в пригоршнях гриву коня, словно ища защиты у этого единственного живого существа, но гнедой вдруг отрывисто захрипел, взметываясь на дыбы. Леголас не успел ничего почувствовать. Лишь заснеженный лес снова качнулся перед помутневшим взором, переворачиваясь, будто нарисованный на блюдце, задетом чьей-то небрежной рукой. А потом резко и больно ударила в спину земля, и кромка проломившегося снега с хрустом оскребла щеку. Нет, нет… Сейчас нельзя потерять сознание… Встать… Перчатки намокли от снега, и совсем окоченели пальцы… Комья снега прилипли к меховой опушке камзола, и саднит ободранная щека. Ну же, вставай…
Леголас поднялся на ноги, встряхнул головой, пытаясь удержаться на краю безжалостной боли, зовущей его куда-то, не отвечая, куда. Шагнул к коню, но верный гнедой, еще ни разу не покинувший хозяина в беде, шарахнулся в сторону, будто от чужака.
– Что ты… ну что же ты, друг… – прошептал Леголас немеющими губами, – не бросай меня…
Он хотел сказать что-то еще, но белая, вычерченная синеватыми тенями ветвей прогалина потемнела перед глазами, колени подломились, и эльф рухнул на снег…
Сознание возвращалось мучительно. Присмиревшая,
Но пальцы сжались на грубоватом полотне. И тут же чья-то рука уверенно приподняла голову эльфа, а пересохших губ коснулась шершавая кромка деревянного ковшика. Питье показалось Леголасу упоительней эля. Осушив ковшик, он почувствовал, как ему снова помогают лечь, и тут же потрясенно ощутил, как отступает боль. Она исчезла быстро и покорно, словно впитавшаяся в песок вода, утянув за собой озноб, дрожь и отзвуки голоса, все еще эхом звучавшего в сознании, оставив лишь легкую, ласкающую усталость. Эльф не удержался от глубокого, блаженного вздоха, но прояснившийся разум тут же напомнил, что он не знает, где находится. Не без труда разомкнув глаза, эльф попытался сфокусировать взгляд. «Все же на славу головой приложился», – мелькнула пустая мысль, но двоящаяся картинка, наконец, сошлась в одну, и перед лихолесцем возникло незнакомое старческое лицо в обрамлении густых белоснежных волос. Дочерна выдубленное солнцем и ветром, уснащенное крючковатым ястребиным носом, оно было освещено самыми удивительными из доселе виденных лихолесцем человеческих глаз. Огромные, черные, словно итилиэнский агат, они были ясны и глубоки, словно колодцы, в которых летней ночью отражается усыпанное звездами небо. Они заглядывали в самые потаенные глубины души, но отчего-то от их взгляда не хотелось уклониться, так как взгляд этот выискивал не грехи, чтоб за них осудить, а горести, чтобы их утешить. Леголас еще вглядывался в эти удивительные глаза, собирая воедино требуемые слова благодарности, а старик, меж тем, спокойно промолвил низким хрипловатым голосом:
– Вы очнулись, сын Дивного народа. Превосходно, я боялся, что опоздал. Как вас зовут?
– Леголас, – пробормотал эльф плохо повинующимся голосом и откашлялся.
– «Зеленолист»… прекрасное имя, – улыбнулся незнакомец, поднимаясь.
– Погодите, – Леголас привстал на локте, чувствуя, как он саднит от падения с коня, – а как ваше имя? Должен же я знать хотя бы, кого благодарить…
– Я Эрвиг, – буднично отозвался старик, словно имя это должно было само объяснить все гостю, и отошел к пылающему очагу, затаптывая выпавшие из огня головешки.
Лихолесец медленно выпрямился, спустил на пол ноги и огляделся. Он был в не слишком просторной, скудно обставленной комнате, освещенной камином и двумя шестирогими подсвечниками. Право, для простолюдина неведомый Эрвиг расточителен… Окна прикрыты ветхими, но ладно сбитыми ставнями, пол у входа усыпан соломой, несколько ларей по углам, на стенах висит оружие и упряжь, напротив входной двери виднеется еще одна, низкая, дощатая дверца, видимо, в кладовую. Это был бы обычный деревенский дом, если б не добротная каменная кладка стен, да не длинный стол у очага, заваленный пергаментами, заставленный ларчиками, ступками и корзинками. Целый султан перьев топорщился над тремя чернильницами, стопа толстых фолиантов украшала угол стола, а три потолочные балки были увешаны бессчетными пучками сушащихся трав. Знахарь? Леголас ощутил замешательство. Он объездил почти весь Ирин-Таур, расспросил множество людей, но никто не упоминал этого дома. Где же он оказался? Да и что произошло, во имя Эру?
Эрвиг меж тем управился с головешками и обернулся к эльфу, пристально поглядев ему в лицо своими диковинными глазами.
– Как вы чувствуете себя, Леголас? – спросил он очень серьезно, и лихолесец отчетливо понял, что его сейчас спрашивают не о сиюминутных ощущениях.
– Сейчас – словно ничего не приключилось, – ответил он, – но в лесу… Меня много сотен лет не сбрасывал ни один конь, а сегодня я рухнул с него, будто подвыпивший гном. Мастер Эрвиг, не томите. Расскажите мне, что произошло. Где я и как здесь оказался? Похоже, я обязан вам своим избавлением. Так позвольте мне узнать, как и за что мне следует отблагодарить вас.
– Не нужно благодарности, Леголас, – покачал головой старик, – не нужно, – повторил он тише, – где вы? В моем доме, это в шести лигах от Моровых болот. Я нашел вас в лесу без сознания. Ваш конь стоял рядом, сейчас он в моей конюшне.
– Моровые болота? – эльф слегка нахмурился, – я был там не раз. Отчего ж ни я, ни другие не видели вашего жилья? И, простите мою назойливость, как вы справились с моим жеребцом? Он не подпускает к себе даже моего отца…
Эрвиг снова улыбнулся уголками губ: