Космонавт. Том 2
Шрифт:
Крутов резко поднялся, стукнув ладонью по столу, перебив говорившего:
— Александр Арнольдович! Вы что, моего курсанта в соучастии подозреваете? — Уголок его рта дёрнулся от возмущения. — Он сам чуть не убился во время инцидента! Диверсию провернуть, чтобы самому же на посадке кости сломать — это ж надо идиотом быть!
Серый медленно повернул голову к майору, будто робот на заржавленных шарнирах:
— Ваша вера в курсантов достойна уважения, товарищ майор. Но моя работа — прорабатывать все версии. Даже абсурдные. — Он потрогал край фотографии,
— Погодите, — я поднял руку в останавливающем жесте. — А почему вы не ищете второго диверсанта? Или он тоже мёртв?
— Второго? — переспросил Серый и удивлённо моргнул. Крутов и Борисов тоже посмотрели на меня в недоумении.
— Ну да, — кивнул я. — Нам доподлинно известно, что мой самолёт намеренно сломали. Также нам известно, что на самолёте Борисова было установлено некое взрывное устройство. И сделано это было в одно и то же время. Морозов физически не мог сделать это в одиночку. Значит, был второй человек. И этим человеком не мог быть я, потому что я был всегда на виду. Свидетелей куча. Или вы эту версию не прорабатывали, Александр Арнольдович? — Я улыбнулся, глядя, как меняется выражение лица у Серого.
Он только собрался что-то сказать, как в дверь неожиданно постучали. Не дожидаясь ответа, в кабинет заглянул человек в сером гражданском костюме — вылитый молодой клон Серого — с такой же неброской внешностью, только без морщин и с аккуратным пробором сбоку.
— Здравия же… Здравствуйте, — заговорил он. — Разрешите об… То есть, можно вас на минуточку, Александр Арнольдович.
Глядя на этого «молодого специалиста», мне захотелось рассмеяться. Я посмотрел на Серого и еле сдержал смешок. Он сейчас своим видом очень сильно напомнил мне одного известного министра иностранных дел в будущем на одной из популярных картинок моего времени.
Тем временем Серый оттолкнулся от стола, оставив на столешнице отпечатки ладоней, и направился к двери. Там он остановился и его младший коллега что-то быстро зашептал на ухо. Серый слушал его внимательно, уставившись в стену напротив и еле заметно кивал в такт словам. Вдруг его брови дрогнули — едва заметное движение, но я уловил — и он мельком посмотрел на меня.
— Принято, — отрезал Серый. — Скоро буду.
Молодой человек в сером кивнул нам и удалился, закрыв за собой дверь.
Вернувшись к столу, Серый начал сгребать фотографии в папку. Бумаги шуршали, мы молча наблюдали за его действиями.
— Курсант Громов, вы свободны. Вопросов по инциденту к вам больше нет… — он щёлкнул замком портфеля, — пока нет.
Крутов шумно выдохнул, разжав кулаки. Борисов нервно потрогал воротник гимнастёрки. Я же продолжил сидеть, не меняя позы.
— Не провожайте. Думаю, мы скоро увидимся. — Его взгляд скользнул по мне, задержался на царапине на щеке. — Поздравляю с успешной посадкой, курсант Громов. Хорошо сработано… Слишком хорошо.
Он развернулся и широкими шагами пересёк расстояние до двери. В кабине снова воцарилась тишина, лишь мерное тиканье часов нарушало её. Крутов швырнул
Я встал, поправляя ремень. Сквозь окно виднелся дымящийся Як, вокруг которого копошились люди в защитных комбинезонах. Механик дядя Петя что-то яростно доказывал, тыча пальцем в двигатель.
— Товарищ майор, разрешите идти? — спросил я.
Крутов устало провёл рукой по лицу и кивнул:
— Свободны, — сказал он, махнув рукой и мы с Борисовым пошли на выход.
На выходе я обернулся. Крутов сидел за столом и задумчиво смотрел нам в след.
— Спасибо, Павел Алексеевич, — сказал я, намеренно опустив звание и уставной тон.
— Иди уже, Громов, — вздохнул Крутов и повернул голову к окну.
Мы вышли в коридор, который сегодня был необычайно пуст. Борисов шёл вполоборота и вещал:
— Всё-таки ты, Гром, форменный везунчик, — он ткнул меня локтем в бок, стараясь говорить бодро, но голос срывался на хрипоту. — Такая посадка и отделался всего лишь царапиной.
Я неопределённо хмыкнул и добавил:
— Ловкость рук и никакого мошенничества.
Борисов хохотнул, а затем вдруг остановился, перекрыв мне путь.
— Слушай, давай как-нибудь вечерком махнём куда-нибудь, а? Пропустим по стаканчику?
Я хотел было по привычке отказаться, а затем подумал: «А почему бы и нет? После показательных выступлений график должен вернуться в норму».
— А давай, — согласился я.
Борисов широко улыбнулся и радостно хлопнул меня по плечу:
— Вот это по-нашему! Время обсудим позже, а то… — он мотнул головой в сторону окна, которое выходило прямиком на площадку перед входом в аэроклуб, — тебя уже делегация встречает.
За стеклом, у бетонных ступеней аэроклуба, меня и вправду ждали. Катя, теребя кончик платка, что-то шептала Володе, который неустанно кивал. Рядом, словно высеченная из гранита, застыла мать — только краешек её белого платка трепетал на ветру, как одинокий флаг.
Но самый неожиданный сюрприз ждал чуть в стороне: Ваня, бывший хулиган из нашего двора, теперь аккуратно подстриженный и в начищенных ботинках, стоял рядом с Наташей — библиотекаршей из техникума, в котором он сейчас учился. С ней я познакомился ещё в октябре, когда пришёл, как и обещал, к ним в техникум. Наташа прятала руки в карманы клетчатого пальтишка, но улыбка, которой она отвечала на его шутки, говорила сама за себя.
— Бывай, — протянул мне руку Борисов.
— До понедельника, — я ответил на рукопожатие.
Холодный ветер ударил в лицо когда я открыл дверь и шагнул на ступеньки. Катя первая бросилась ко мне, споткнувшись о бетонный бордюр:
— Сережа, ты… ты… — она вцепилась мне в рукав, тряся так, будто хотела вытрясти душу.
Я аккуратно разжал её пальцы и негромко сказал:
— Спокойнее, Катерина. Всё же хорошо.
Следом к нам приближалась мать. Она медленно подошла, поправив прядь седых волос. Её пальцы дрожали, когда она потянулась поправить мой воротник: