Ковбои и индейцы
Шрифт:
— А кто еще там будет? — спросил Эдди. — На этом рождественском диске, я имею в виду.
— Еще пара неизвестных… ну, то есть… прости, Эд, но это новые группы, в общем, ерунда.
— Кто? — настаивал Эдди.
— Трэш-метал, «Агонизирующая смерть» или вроде того… — Джейк уставился в потолок, что-то подсчитывая на пальцах. — Потом вы, потом Джимми Молния и «Вправленный вывих», «Сексуальные штучки»… кто еще?., ах да, «Четыре блядника Апокалипсиса», они поют «Поиметь Тэтчер», и еще одна-две группы. Мелкая рыбешка. Вы в этой компании, безусловно, самые крутые.
На
— Они хотят назвать диск «Молодые претенденты», — продолжал Джейк. — Группы, которые в девяностых, скорее всего, пойдут в гору. — Он опять оживился и хлопнул Эдди по плечу. — Это ты, Эдди, ты, дружище.
Эдди спросил, есть ли что-нибудь на бумаге. Джейк отвечал, что пока нет, но завтра утром привезут контракт. Шесть сотен нужны, чтобы сделать хорошую запись. Он уже договорился со студией в «Раундхаусе». Сам все организует, чтобы уменьшить расходы. Уже позвонил «Сакс машин», они тоже будут участвовать в записи, бесплатно. А когда запись выйдет, «Мелоди мейкер» всем заплатит.
Эдди шлепнул по ладони пачкой банкнотов.
— Надеюсь, деньги не пойдут на ветер, Джейк, — сказал он.
Джейк состроил оскорбленную мину. Поставил чайник и протянул Эдди телефонную трубку:
— Позвони им. Позвони прямо сейчас.
— Да брось ты, Джейк! — Эдди рассмеялся.
— Нет, черт побери, Эдди Вираго! Из кожи вон лезу ради вас — и вот благодарность! Давай звони, проверяй!
Эдди еще раз извинился.
— Знаешь что? — Джейк прямо задохнулся. — Знаешь, что я тебе скажу, Эдди? Засранец ты!
Эдди сказал, что вовсе не хотел быть неблагодарным. Джейк судорожно закурил.
— Благодарность! — фыркнул он. — Да ты понятия не имеешь, что это такое!
Он глубоко затянулся и закашлялся. Эдди положил деньги на стол.
— Убери! — крикнул Джейк. — Давай забирай их назад, гадюка, и сам объясняй остальным, что один из самых крутых музыкальных журналов этой страны, с выходом на Эй-би-си, для мистера Эдди Вираго, мать его, недостаточно хорош!
Эдди в третий раз извинился.
Джейк ушел на кухню, захлопнув за собой дверь. Секунд через пять он вернулся, опустил голову и попросил прощения, закрывая лицо толстыми пальцами.
— «Прости» — самое трудное слово на свете, — сказал он. — Это все от волнения. Волнение в голову ударило.
— Остынь, Джейк, — сказал Эдди. — Я правда в восторге.
Они уселись у Джейка на кухне, болтая и куря один косячок на двоих.
Стены кухни были сплошь увешаны фотографиями рок-звезд с автографами, так что ни клочка свободного места не оставалось. Боб Гелдоф. Сид Вишез. Морриссон. Прямо по центру — фотография Джейка в обнимку с несколько растерянным и ошеломленным Джоном Ленноном. Фотография была датирована 1975 годом. По словам Джейка, он тогда был обсаженным в дым.
— Да, Леннон, — грустно проговорил он, — какая потеря, старик, какая потеря!
Они заговорили о будущем. Это начало, сказал Джейк. Теперь все пойдет как по маслу. Контракты, турне, интервью, съемки на телевидении. Всё, сказал Джейк, теперь только вперед к вершине. Эдди и его группу ждут
Когда за окном начало темнеть, Джейк выложил последние несколько таблеток «экстази», которые берег на Рождество. Обычно он не промышляет такими вещами, но сегодня великий день для всех.
— Для кого — для всех? — спросил Эдди.
— Для человечества, — хихикнул Джейк.
Немного погодя он собрался за пивом и сказал, что Эдди пока может осмотреться в квартире.
— Устрой себе экскурсию. Конечно, моя берлога не в лучшем состоянии, но это не важно.
Ванная выглядела как средневековый сарай, грязная полоса на эмали — будто слой старой краски. Постельное белье в спальне до того обветшало, что казалось, расползется от первого же прикосновения.
В тумбочке возле кровати Эдди нашел толстую тетрадь в голубом переплете. Перелистал наугад.
«Джейку от Элвиса» — было написано на первой странице. Впечатляет, подумал Эдди и перевернул страницу. «Джейку от доброго друга Бадди». Следующая страница. «Джейку от Ала Грина». «Джейку от Филипа Лайнотта». Дальше. «Джейку от Дженис Джоплин с огромной любовью и французскими поцелуями». Дальше. «Джейку, парню номер один, от Принца». На каждой странице — цветистые надписи, и все они сделаны одним и тем же неразборчивым почерком, который Эдди видел слишком часто, чтобы не узнать.
Несколько минут Эдди стоял посреди грязной спальни, прислушиваясь к шуму далеких поездов. Потом вдруг заметил свое отражение в треснувшем грязном окне. Глаза защипало, подступили слезы. Он медленно положил тетрадь назад в тумбочку.
Джейк отсутствовал так долго, что Эдди встревожился. Но в конце концов он явился, прижимая к груди пиво; на плечах его куртки белели снежинки. Джейк сказал, что на улице настоящий снегопад.
— Джейк, — сказал Эдди. — мне давно хочется кой о чем тебя спросить.
Джейк метался по кухне в поисках стаканов.
— Да, Эдди, — сказал он, — давай спрашивай, и я тебе отвечу.
— Почему, черт подери, — рявкнул Эдди, — ты не сменишь запись на автоответчике?
Потом они напились, и Джейк принялся рассуждать о старых добрых временах, то и дело упоминая некую Мардж. Эдди поинтересовался, кто это.
— Моя бывшая жена, — смущенно вздохнул Джейк и сделал вид, что смахивает что-то с коленей. Надо же, сказал Эдди, ему и в голову не приходило, что Джейк был женат.
Дело прошлое, сказал Джейк, они поженились в Вегасе в начале семидесятых, он точно не помнит когда, в одном из таких мест, куда заезжают на машине. Оба были в фиолетовых бархатных клешах, и все это продлилось только шесть месяцев.
— Занудила меня вконец, — хихикнул он. Потом вытащил бумажник и показал Эдди фотографию женщины с худым лицом, длинными спутанными светлыми волосами и сильно накрашенными ресницами. На ней были туфли на платформе с серебряными звездами и пушистый желтый жилет; она смеялась, держа на вытянутых руках младенца.