Красноармеец Горшечников

Снарк

– Отвяжись, - сказал тот, открывая глаза.
– Сперва Георгина, теперь ты… Нашли жеребца.

– Где нашли?
– не понял Горшечников.

– Комиссар Снейп, вы свободны, - сказал Лютиков, потом, не выдержав официального тона: - Север, почему ты про Злоклятова не рассказал? Мы тебя чуть к стенке не поставили.

– Ну и поставили бы, - не расстроился Снейп.

– Про какого жеребца он поминал?
– спросил Гарька у Лютикова шёпотом.
– Башкой ударился, что ли?

– Это он так, - покраснел помполит.
– Шутит. Север, тебя Шмелёв ждёт.

–

Побреюсь и пойду, - сказал комиссар.

– А я?
– вылез Гарька.

– А ты иди Воронка моего почисти. Вчера, небось, поставил, как был.

Горшечников чуть со стыда не сгорел. Ладно - комиссару по роже дал, но коня не почистить! Как есть ишак.

Вечером Лютиков позвал ротных на совещание. Гарька пошёл с ним.

Снейп с Чернецким ужинали.

Гарька остановился в углу, сминая будёновку в мокром кулаке. Извиняться не хотелось страшно.

Снейп доел окрошку и чихнул три раза кряду.

– Простыл, что ли?
– спросил Лютиков.

– Есть немного.

– Докторицу позвать?

– Не надо. Георгина отвар сделала, такой гадкий, что сил нет - должно, поможет. Говори, чего надо, Горшечников.

Гарька шевельнул желваками.

– Извиниться, товарищ комиссар.

– Бог простит. Иди отсюда, сейчас совещание начнётся.

– Можно, я останусь?

– Ну, оставайся, - комиссар взглянул в окно.
– Будешь вякать - выгоню.

* * *

– Дело такое, - сказал он, когда все собрались.
– В прошлом году у станции Кисляковка был уничтожен бронепоезд. Наши, отступая, сняли с него восемь артиллерийских орудий, а также ящики со снарядами и боеприпасами и закопали их близ станции. Нам удалось получить координаты этого места. Командование поставило нашему отряду боевую задачу - орудия выкопать и погрузить на подготовленный состав. Действовать надо быстро. Экипаж бронепоезда был захвачен бандой Безносого, со дня на день атаман пошлет за орудиями своих людей. Тогда боя не избежать, а нам сейчас каждый человек важен. Задача ясна?

– Сведения верные?

Комиссар взглянул на Гарьку и усмехнулся.

– Верные.

– Риску, я считаю, особого нет, - заключил Виктор Крамарев, командир «братишек».

– Когда мы риска боялись?
– тряхнул чубом Чернецкий.

– Умирать без толку никому не гоже, - возразил Хмуров.

– Вот ещё история!
– осклабился Серафим.
– Родился - виноват, живёшь - виноват, подохнешь - опять не слава Богу.

Хмуров покачал седой головой.

– Бога нет, - сказал Гарька очень к месту.

Вошла Георгина с крынкой, велела всем молоко пить.

– Не хочу, - сказал комиссар.
– Сядь, Грамматикова, не мельтеши. Ты мне на нервы действуешь. Моголова сказала, ты к Шмелёву просилась. Зачем?

– Ленты к «максиму» просить. У меня мало осталось.

– Лучше бы ты себе для кос ленты завела, - проворчал Хмуров.

– Нет у меня кос, только пулемёт.

– Ты с нами не пойдёшь, - сказал Север.

– Пойду.

– Она пойдёт, - вмешался Гарька.
– Разве верёвкой привяжете, и то - перекусит и побежит, с «максимом» на закорках.

Георгина погрозила ему кулаком.

Бойцы захохотали.

На Кисляковку вышли с раннего утра.

Мерно шагали красноармейцы - лица обветрены, чубы забиты пылью, весело сверкают белки глаз и зубы.

На белой кобыле Сметанке гарцевал Черновецкий; каракулевая папаха, хитро примятая, едва держалась на затылке Серафима, смоляной чуб падал на лукавый глаз.

Георгина ехала на телеге, обняв свой «максим», как милого друга. Горшечников, рысивший позади, смотрел на тонкую независимую фигурку подруги, обмотанную выпрошенными у Шмелёва пулеметными лентами, и думал, как бы сделать, чтоб её не убили. Ничего не придумывалось, и это беспокоило Гарьку.

Рядом с Георгиной сидел красноармеец Долгодумов, свесив до земли ноги в обмотках. В прошлом месяце он вступил в партию ВКП (б) и первым делом переименовался: имя «Николай» отринул, стал «Новил» - «Навстречу Октябрю и Владимиру Ильичу Ленину».

Прошли станцию, миновали обугленный скелет водокачки.

– Вон там - депо, - показывал Долгодумов.
– А за теми тополями школа стояла, её дроздовцы в прошлом году сожгли.

– Знакомые места?

– Родился я тут, в Кисляковке.

На нужном месте уже стоял присланный Шмелёвым состав. Из трубы паровоза, как из бомбы с подожженным фитилём, струился дымок. Длинные платформы ждали груза.

Начали копать. Первым бросил лопату Чернецкий, за ним - Лютиков. Оба отошли в сторону, разглядывая покрытые водяными пузырями ладони. Снейп упрямо и неумело ковырял землю. Наконец, не выдержал и он, вонзил лопату, как штык, в травяную кочку и буркнул:

– Ройтесь сами. Я большевик, а не землечерпалка.

– Так оно, - пропыхтел Храпов, отбрасывая землю.
– Это тебе не шашкой махать и речи толкать. Тилихенты.

Начали поднимать ящики с боеприпасами - патроны, бомбы, гранаты… Глаза Чернецкого жадно заблестели.

– Серафим, - сказал комиссар, - возьми «братишек», осмотритесь. Что-то больно тихо на станции. Не нравится мне это.

– Подозреваешь ловушку?
– спросил Лютиков.

– Думаю, зачем Злоклятову понадобилось отдавать нам орудия. Ведь против него же и развернём.

– Может, он к нам хочет перейти. Шмелёв ведь перешёл.

– Сравнил… хрен с пальцем, - Север скривился.
– Шмелёв когда перешёл? С Бонч-Бруевичем вместе. И потом, он из Генштаба, кровью не замаран. А Злоклятовы знатно по Кубани погуляли, их обоих без разговору шлёпнут.

– Пошли другого, - буркнул Чернецкий.

– Думаешь, тебе гранат не достанется?
– усмехнулся комиссар.
– Не бойся, всё поровну поделим.

– Ничего я не боюсь!
– рявкнул Чернецкий. Бойцы повернули головы на крик.
– Какое ты имеешь право меня усылать?

– Такое, что я командир отряда. Ты хоть изорись, Серафим, а приказа я не отменю. Давай, двигай.

– Я тоже поеду, - сказал Лютиков.

Чернецкий и матросы, ругаясь, поскакали в сторону станции.

Долгодумов работал ловко и безостановочно, как заморская машина трактор, даже Гарька с Ромкой за ним не поспевали. Лязгнул лопатой о металл, остановился.