Крест и корона
Шрифт:
Брат Эдмунд помедлил у двери.
— Я сильнее, чем прежде, чувствую, что подобное неприемлемо, — сказал он. — Я могу лечь в конюшне вместе с братом Освальдом, Джоном и Лукой.
— Но вы посмотрите на эту комнату, — возразила я. — Не могу же я занимать ее одна.
Наступило долгое неловкое молчание, после которого он сдался:
— Хорошо. Но мы должны повесить одеяло у вашей кровати, чтобы у вас была возможность уединиться.
Брат Эдмунд соорудил между нами импровизированную ширму. Я залезла под одеяло на своей кровати, стянула с себя
Я не слышала ничего, кроме потрескивания поленьев в камине.
— Спокойной ночи, брат Эдмунд, — нервным голосом сказала я.
Ответом мне было долгое молчание. Я уже подумала, что брат Эдмунд уснул, когда раздался его голос:
— Спокойной ночи, сестра Джоанна.
Сон не пришел сразу; я так устала, что забвение никак не могло поглотить меня. Но потом я обнаружила, что стою на поле в жаркий день. Повсюду я видела цветы самых разных оттенков. Я срывала их и складывала в корзинку. Одно из пятен алых цветов было особенно красиво, и я наклонилась, чтобы выбрать несколько штук.
Тут чья-то необычайно бледная рука ухватила меня за запястье и потянула вниз — под влажную землю. Образовалась нора, и я полетела в нее. Я знала, что никто меня не услышит, но все равно закричала.
Теперь я оказалась в пещере: сидела в ней, обхватив колени руками. В темную лужу капала вода. Я услышала шаги в конце пещеры, и дыхание мое участилось. Я никого не видела, но вдруг рядом со мной на колени опустился человек. Он улыбнулся, пытаясь успокоить меня.
— Ничего дурного с вами не случится, сестра Джоанна, — сказал он.
— Вы знаете, как меня зовут?
Он кивнул.
Я почувствовала такую слабость, что легла на пол пещеры, услышала, как быстрее закапала вода в лужу рядом с моей головой. Я закрыла глаза, предчувствуя: сейчас со мной что-то случится. Мне не хотелось видеть это. Но и вставать я тоже не хотела.
Я почувствовала на своем теле легкое приятное дуновение. Ничьи руки не трогали меня — только ветерок легкими, щекочущими и мучительно протяжными касаниями ласкал мою кожу. Вода закапала еще быстрее. Она превращалась в водопад. Я услышала короткое, сдавленное, торопливое дыхание. Но не мужское — такие звуки могла издавать только женщина. Мои конечности горели, их пощипывало.
Вздрогнув, я проснулась. Прохлада и ласкающий ветерок исчезли. Закутанная в свое одеяло, я лежала, потная от смущения.
На меня нахлынула громадная волна стыда. Я видела греховный сон. Я повернулась к разделенному переплетом окну рядом с кроватью. Высоко в небе стояла луна. Ночь была в самом разгаре.
Несмотря на невероятную усталость, меня охватило беспокойство. Мне не давал покоя вопрос: спит ли брат Эдмунд? Если нет, то я хотела срочно поговорить с ним. Понимаю, что вы меня осудите, но мне было необходимо услышать от него, что я не безнравственный человек. Я села на кровати. Рука моя дрожала, когда я потянулась, чтобы слегка сдвинуть одеяло, которым он отгородил мою кровать.
Я осторожно выглянула. Лунный свет заливал комнату.
Я улеглась в кровать. Вероятно, он все же решил переночевать в конюшне. Я чувствовала смущение и злость из-за того, что он сделал это после нашего разговора. Но, с другой стороны, я испытала и странное облегчение.
Прошло несколько минут, и я снова уснула.
Проснуться до рассвета было нетрудно. Я привыкла к этому в монастыре. Одевшись, спустилась по лестнице.
Монахи и братья толпились во дворе рядом с гостиницей. Брат Эдмунд разговаривал с двумя бенедиктинцами. Рядом с ним я увидела Джона и Луку, наши лошади были готовы.
Брат Эдмунд направился ко мне. Я ждала, что он объяснит как-нибудь свое ночное исчезновение.
— Это будет короткое путешествие, — сказал он холодным, безразличным тоном. — Мы дойдем с братьями пешком до Стоунхенджа, а потом поедем своим путем и доберемся до монастыря Мальмсбери задолго до захода солнца.
Я кивнула. Ждала — но он так ничего и не сказал о прошедшей ночи. Я обратила внимание, что вид у брата Эдмунда уже не такой больной, как раньше. Значит, кошмары сегодня не мучили его.
Он наклонился, чтобы сказать что-то еще. Тихим голосом проговорил:
— Я пойду с братьями, но вы должны ехать на лошади.
Я отпрянула:
— Это монахи попросили вас об этом?
— Нет.
— Значит, вы сами хотите, чтобы я шла отдельно?
— Полагаю, так будет лучше всего.
— Если мы собираемся совершить паломничество в это древнее место, то я хочу, как и все, идти пешком, — сердито заявила я.
Он начал было возражать что-то, но я не стала слушать — направилась к брату Освальду.
— Я очень благодарна вам за приглашение. И готова тронуться в любую минуту, как только вы решите, что пора.
Мы двинулись по темному, погруженному в тишину городку Эймсбери. Возглавлял шествие францисканский монах с толстой свечой в руке. Подмерзшая земля похрустывала под нашими башмаками.
Я намеренно шла отдельно от брата Эдмунда — была очень сердита на него. Каждый раз, когда он приближался ко мне, я ускоряла шаг или начинала разговор с одним из братьев — все они относились ко мне очень дружелюбно. После третьей попытки мой спутник, казалось, сдался и предпочел держаться вдали.
Выйдя из города, мы вытянулись на тропинке в цепочку и принялись петь псалмы. Над нами поднимались белые облачка пара.
Тропинка шла по небольшим, невысоким холмам. На востоке занималась заря. Я оглянулась, оглядела всю цепочку — брат Эдмунд шел посредине. Лука и Джон в самом конце — они вели лошадей.
Францисканец со свечой остановился на вершине холма, повернулся к нам и задул свечу. В небе пульсировало красноватое сияние.
— Поспешим! — прокричал кто-то.
Цепочка распалась. Мы припустили бегом к вершине холма, на котором остановился францисканец. Добравшись до него, мы все встали плечо к плечу, чувствуя себя равными.