Крестоносцы. Полная история

Джонс Дэн

Кроме планирования осады Дамьетты, крестоносцам необходимо было решить вопрос командования. Когда четыре года назад Оливер проповедовал добрым людям Фризии, предполагалось, что во главе Пятого крестового похода встанет молодой харизматичный Фридрих II Гогенштауфен, король Германии, наследник короны Сицилии и на тот момент основной кандидат на корону Священной Римской империи, право на которую много лет яростно оспаривали между собой соперничающие немецкие династии. Фридрих принял крест в 1215 году и однозначно дал понять, что желает отправиться в крестовый поход. Но выполнение этой клятвы он поставил в зависимость от своей коронации. И пока Гонорий III, преемник Иннокентия, колебался, Фридрих отказывался рисковать головой под Дамьеттой. Ситуация сложилась патовая, и раз уж Фридрих был далеко, крестоносцы избрали главнокомандующим Жана де Бриенна. Летом 1218 года именно Жану в первую очередь нужно было решить, как подступиться к крепким стенам Дамьетты.

В конце лета ему удалось совершить мощный прорыв, и помог в этом не кто иной, как Оливер Кельнский. Он был не только проповедником, богословом и астрологом-любителем, но и компетентным военным инженером и еще в первые месяцы осады Дамьетты построил плавучую крепость, очень похожую на ту,

что венецианцы использовали при штурме Константинополя в 1204 году. Два корабля соединили вместе, оборудовав верхушки мачт вращающимися парящими мостами. 24 августа, в разгар ожесточенного боя, посреди раскаленных потоков греческого огня, в неблагоприятных водных условиях — в тот момент река была на пике ежегодного летнего разлива, передовой отряд немцев, австрийцев и фризов придвинул эту плавучую осадную машину к цепной башне и опустил на нее с мачты длинный мост, по которому перебрался десант. Как позже вспоминал Оливер, юный фриз — возможно, из тех, кого завербовал сам проповедник, — набросился на стражей башни, вооруженный цепом, которым обычно пользуются для обмолота зерна. Он «поражал этим оружием направо и налево и, опрокинув того воина, который держал желтое знамя султана, овладел этим знаменем… О неизреченное милосердие Божие! О восторг невыразимой радости христиан!» [693] . Жак де Витри оставил еще более драматическое описание этой сцены: под стенания и мольбы паломников, которые, стоя на берегу, взывали к Господу о помощи, писал он, отряд из всего лишь десяти крестоносцев, преодолев «огонь, мечи, стрелы и град камней», перебрался с корабельной мачты на башню, после чего две с половиной сотни ее защитников были убиты, а оставшиеся сто двенадцать человек сдались в плен [694] . Так или иначе, башня была взята, цепь опустили, корабли крестоносцев вошли в реку и принялись перевозить людей и вооружения на новое место прямо у стен Дамьетты. Неделей позже пришли вести еще лучшие. 31 августа султан аль-Адиль, поспешивший на выручку осажденному городу, умер по пути из Сирии в Египет. Казалось, звезды благоприятствовали Пятому крестовому походу.

693

Там же, с. 67.

694

Barber & Bate, Letters from the East, с. 114.

Год спустя крестоносцы все еще стояли под Дамьеттой. Ими овладевало уныние. Оливер Кельнский приветствовал смерть аль-Адиля язвительными насмешками — мол, султан, «постарев от невзгод и болезни, сошел прямиком в ад», но долго радоваться ему не пришлось [695] . Султанат унаследовал умный и деятельный сын аль-Адиля аль-Камиль, который обнаружил, что пользуется необычайно мощной поддержкой со стороны своих вздорных братьев и кузенов, правителей всевозможных уделов, составлявших Айюбидский мир. Это было довольно иронично: Пятый крестовый поход христиане начали, планируя воспользоваться расколами внутри семейства Айюбидов, но в результате лишь взрастили дух единства, не виданного на исламском Ближнем Востоке со времен Нур-ад-Дина и Саладина [696] .

695

Oliver of Cologne, с. 70.

696

Cobb, The Race for Paradise, с. 208.

Стены Дамьетты постоянно атаковали с воды, круглосуточно обстреливали из катапульт и периодически обносили новым обломком Истинного креста, уцелевшего (как утверждалось), когда сам Крест был утрачен под Хаттином. И все-таки на протяжении большей части 1219 года казалось, что крестоносцы в Дамьетту так и не войдут. Защитники города топили в Ниле лодки, чтобы помешать судоходству, и поливали греческим огнем корабли, слишком близко подходившие к внешним стенам. Зимой лагерь крестоносцев трепали бури и наводнения, в нем свирепствовали болезни, в том числе заразная хворь, из-за которой десны крестоносцев гноились, а ноги покрывались ужасными черными язвами. Многие умерли. Некоторые отступились и отправились по домам. Их место занимали новые крестоносцы из Англии, Франции, Германии и Италии, хотя будущий император Священной Римской империи Фридрих Гогенштауфен так и не появился. Вместо него прибыл кардинал-епископ Альбано Пелагий, представлявший папу римского Гонория. Папский легат почти сразу начал раздражать многих светских лидеров похода, в особенности Жана де Бриенна, авторитет которого кардинал оспаривал и подрывал.

Когда же наступила весна 1219 года, из Иерусалима пришли шокирующие новости. В конце марта айюбидский эмир города, брат аль-Камиля аль-Муаззам, приказал снести городские стены и оборонительные башни. Этот на первый взгляд самоубийственный шаг на самом деле означал, что, если армии латинян когда-нибудь удастся захватить Иерусалим, удержать город она все равно не сможет. После ликования, которым было встречено взятие цепной башни осенью прошлого года, осада Дамьетты казалась теперь чередой деморализующих поражений. Все, что оставалось рядовым крестоносцам, так это дрожать от холода, претерпевать невзгоды и устало ждать, когда враг капитулирует или оголодает.

Султан аль-Камиль, стоявший лагерем выше по реке, проводил время в раздумьях о том, как выгнать франков, к его неудовольствию засевших в одном из важнейших торговых портов страны. Летом 1219 года его не столько впечатлил, сколько позабавил визит особого гостя, явившегося из лагеря крестоносцев: султана посетил сам Франциск Ассизский, сын богатого

итальянского купца, отринувший земные блага, чтобы стать бродячим проповедником, которому папа римский официально разрешил жить согласно уставу, основанному на строгом и бесхитростном соблюдении евангельского учения. Франциск (позже канонизированный как святой Франциск) основал орден францисканцев — нищенствующих монахов. В Дамьетту он приехал по собственному почину, заявив, что сможет добиться мира, обратив султана в христианство. Франциск попросил аль-Камиля об аудиенции и получил ее, а потом предложил пройти сквозь огонь, чтобы доказать султану силу божественного покровительства. Аль-Камиль отказался, креститься тоже не захотел, и Франциск несолоно хлебавши убрался восвояси. Ему еще повезло вернуться в лагерь, не лишившись головы.

Вскоре после визита Франциска аль-Камиль в свою очередь сделал крестоносцам дерзкое предложение. В сентябре 1219 года, приняв во внимание, что экономическое положение Египта ухудшилось по причине неурожая, а жителям Дамьетты грозила голодная смерть, он передал крестоносцам предложение, которое — возможно, в этом и состояла его цель — вызвало среди них горячие споры. Если крестоносцы уберутся с Нила, сказали посланники аль-Камиля, султан уступит им город Иерусалим, а также значительную часть Палестины — за исключением крепостей, непосредственно охраняющих торговые и паломнические пути, связывающие Дамаск с Каиром и Меккой. Это было соблазнительное предложение. К согласию крестоносцам прийти не удалось, и в конце концов папский легат Пелагий убедил остальных предводителей похода в том, что, захватив Дамьетту, они добьются большего успеха. Сторону Пелагия приняли военные ордены, осознававшие невозможность удержать Иерусалим, стены которого теперь представляли собой горы мусора, и венецианские советники, которые оценили коммерческий потенциал постоянного христианского плацдарма в дельте Нила. Несмотря на все трудности осады и невероятную притягательность возможности вернуть себе Гроб Господень, крестоносцы решили ждать дальше.

В конце концов их настойчивость была вознаграждена. Выдержав под обстрелами восемнадцать месяцев, писал Ибн аль-Асир, «уцелевшие жители города не могли больше его удерживать, потому что их было слишком мало, а еду было невозможно достать» [697] . 5 ноября они оставили башню без охраны, сторожевой отряд крестоносцев это заметил, придвинул к стене лестницу и открыл ворота, через которые внутрь ворвалась вся остальная армия.

Зрелище, встретившее их в Дамьетте, было не менее жутким, чем все, виденное до сих пор. Полтора года лишений и обстрелов превратили город в зловонное, одолеваемое болезнями кладбище, населенное скелетами и призраками. «Сарацин в живых осталось слишком мало, чтобы похоронить множество лежащих на земле тел, — писал Жак де Витри. — Зловоние было так сильно, что большинство не могли вынести его». Есть тоже было почти нечего, зато в изобилии имелись великолепные, но несъедобные золотые и серебряные украшения, шелковые ткани и драгоценные камни [698] . Как бы то ни было, крестоносцы, хоть и потрясенные, сожаления не испытывали. Вскоре грабители-христиане уже рыскали по городу, набивая карманы и торопясь успеть до официального раздела добычи. Священники подбирали голодных мусульманских детей и силком крестили их.

697

Ibn al-Athir, том III, с. 178.

698

Barber & Bate, Letters from the East, с. 120.

Тем временем султан, осознав, что его ход с обменом Гроба Господня на презренный египетский металл не сработал, отступил со своим войском на 60 километров вверх по реке по направлению к Каиру. Потерю Дамьетты аль-Камиль счел серьезным, но не фатальным поражением: у него еще имелось кое-что в запасе. Если заманить крестоносцев выше по Нилу, он сможет втянуть их в битву, победа в которой им не светит. Это было рискованно, но имело шансы на успех — до тех пор, пока султан мог рассчитывать на отсутствие единства в стане крестоносцев, на их невежество и алчность.

В популярной балладе под названием Palastinalied («Песня палестинская»), написанной на средневерхненемецком языке во времена Пятого крестового похода, поэт Вальтер фон дер Фогельвейде воображает себя пилигримом, впервые посетившим Святую землю. «Христиане, язычники и иудеи / хотят эту землю назвать своею, — писал он. — Весь мир здесь сошелся в бою» [699] . Однако в Дамьетте в 1220 году военные действия затихли. Крестоносцы заняли город, отряды тамплиеров и госпитальеров рыскали по окрестностям в поисках пропитания. Аль-Камиль разбил большой военный лагерь на разветвлении Нила почти на полпути к Каиру, у крепости Эль-Мансура («Победоносная»). Но ни одна из сторон не спешила атаковать другую. Султан ясно представлял себе, какие нечеловеческие усилия потребуются, чтобы взять город штурмом. Крестоносцы, которыми командовал легат Пелагий (Жан де Бриенн уехал в Акру, куда его призвали государственные дела), понимали, что не смогут продолжать кампанию, если не получат серьезного подкрепления. Там и сям ходили слухи о новых армиях, которые якобы идут на подмогу крестоносцам: говорили, что войско собирается в православном христианском королевстве Грузия, что пресвитер Иоанн — таинственный мифический богатырь с Востока — продвигается по азиатским степям, разоряя земли ислама, и самое удивительное — что Фридрих Гогенштауфен наконец короновался как император Священной Римской империи и собирается взять на себя непосредственное командование походом. Но реальное подкрепление прибыло лишь весной 1221 года, когда в Египет вернулся Жан де Бриенн, а морем вместе с пятью тысячами солдат прибыл военный представитель Фридриха Гогенштауфена герцог Баварии Людвиг.

699

Pfeiffer, Franz (ред.), Deutsche Classiker Des Mittelalters (Leipzig, 1864), том I, с. 155–8.