Крестоносцы. Полная история
Шрифт:
Путешествие было трудным, и, хотя большие корабли старались не удаляться от берега, непогода жестоко потрепала их. Ко времени, когда флотилия вошла в Бискайский залив, вероятно, десятая ее часть была потеряна — унесена штормом или разбита о скалы. Даже для того, чтобы просто идти дальше, вспоминал Оливер Кельнский, требовалась «великая смелость со стороны воинов» [681] . Когда армада приблизилась к берегам христианских королевств Испании и Португалии, крестоносцы уже изнывали от желания сделать остановку. В Сантьяго-де-Компостела они сошли на берег, чтобы помолиться и, пусть ненадолго, насладились ощущением твердой почвы под ногами.
681
Там же, с. 59.
В те дни редкий морской переход из северо-западной Европы в Святую землю совершался в один прием, поэтому под конец лета флот разделился, чтобы найти укрытие в безопасной гавани, пока осеннее море не стало слишком бурным для плавания. Примерно третья часть кораблей, в основном фризских, вошла в Средиземное море, намереваясь перезимовать на западном побережье Италии. Остальные — сто восемьдесят германских кораблей — остановились на зимовку в Иберии, на побережье Португалии, где команды, вместо того чтобы сражаться с волнами, могли вступить в сражение с неверными. Следуя примеру крестоносцев прошлого и традиции, заложенной еще Сигурдом
Их целью был военный форпост Альмохадов аль-Каср (Алькасер-ду-Сал): мощная цитадель в устье реки Саду, к югу от Лиссабона. Цель эту подсказали крестоносцам епископы Лиссабона и Эворы, с удовлетворением отмечавшие бедственное положение, в котором оказались Альмохады, потерпев поражение в битве при Лас-Навас-де-Толоса, после которого альмохадского халифа Мухаммада ан-Насира убили. Наследовал ему сын, десятилетний Юсуф II. В конце июля крестоносцы при содействии тамплиеров, госпитальеров и иберийского ордена Сантьяго (или Святого Иакова и меча) осадили аль-Каср. Через шесть недель они отразили атаку армии Альмохадов, отправленной на выручку из Севильи и Кордовы. И наконец, 19 октября 1217 года приняли капитуляцию защитников крепости. Оливер Кельнский описывал победу с удовлетворением: «Сарацин покарала божественная сила: один из их королей [т. е. эмиров] был убит, а с ним великое множество перебито или взято в плен» [682] . Другой автор рассказывал, как пленники-мавры после битвы грустно спрашивали о явленном им видении: призрачной «сияющей боевой линии [воинов], носящих алые кресты», которые, казалось, помогали армии христиан [683] . Падение аль-Касра, случившееся через пять лет после поражения мусульман при Лас-Навас-де-Толоса, возвестило, что эпоха господства Альмохадов в южной Иберии приближается к концу [684] . К тому же эта победа предвещала успех новому крестовому походу.
682
Там же, с. 60.
683
Gesta crucigerorum Rhenanorum (Деяния рейнских крестоносцев); английский перевод в Bird et al. (ред.), Crusade and Christendom, с. 157.
684
O’Callaghan, A History of Medieval Spain, с. 336–7.
Ранней весной 1218 года фламандские и германские крестоносцы покинули Португалию и Италию и взяли курс на Святую землю. В конце апреля их корабли с округлыми боками подошли к Акре. Небольшими партиями крестоносцы переправлялись на берег, чтобы осмотреть столицу Иерусалимского королевства. Вид, открывавшийся прибывающим в безопасную гавань процветающего порта, которую охраняла крепость, служившая штаб-квартирой ордена тамплиеров, и на которую выходили конторы и верфи итальянских купцов, неизменно производил впечатление, хоть и не всегда хорошее. Французский богослов Жак де Витри, епископ Акры, называл город, каким он был в ту пору, «исполинским драконом о девяти главах, вечно грызущихся меж собой», и горько жаловался на многогрешность его обитателей: на неправедный обычай обрезания христиан, на то, что горожане редко исповедуются, на обычай креститься не троеперстием, но одним лишь пальцем, на священников со странными прическами, на женщин, укутанных в чадру, на блуд, семейное насилие, торговлю наркотиками, проституцию и засилье изготовителей отравы, делавших дурь из помета животных [685] . А еще Жака огорчал тот факт, что столицей королевства была Акра, а не Иерусалим и что в руках мусульман оставалось такое множество святых мест. Если бы у латинских государств имелось хотя бы четыре тысячи добрых рыцарей, писал Жак, Святой город запросто можно было бы отвоевать.
685
Письма Жака де Витри переведены на английский в Barber & Bate, Letters from the East, с. 98–108.
Это была попытка выдать желаемое за действительное. Как бы ни жаловался Жак на отсутствие гигиены и преступления против общественной морали, он упускал из внимания тот факт, что в 1217 году государства крестоносцев в военном — если не в нравственном отношении — пребывали в сравнительной безопасности. Да, размеры их по сравнению с XII веком значительно сократились (Иерусалимское королевство больше не включало в себя Заиорданье и сам Святой город), но то, что удалось сохранить, представляло собой компактную и сравнительно легко поддающуюся управлению прибрежную полосу земли, простиравшуюся от Яффы на юге до Бейрута на севере, со столицей в Акре. Королем в 1218 году был вдовец по имени Жан де Бриенн, мелкий аристократ из Шампани, правивший от имени своей пятилетней дочери Изабеллы II {148} . К началу Пятого крестового похода Жану, в высшей степени амбициозному аристократу устрашающей внешности, было уже за сорок. Он уверенно держался в седле и владел грамотой в достаточной мере, чтобы в свободное время сочинять трубадурские баллады. Согласно одному льстецу-хронисту, «сарацины бежали при виде его, как будто бы узрели дьявола или льва, готового пожрать их» [686] . Учитывая, что прежние стандарты правления в Иерусалимском королевстве задавались прокаженными, детьми и женщинами, Жан был не худшим вариантом.
686
См. Perry, Guy, John of Brienne: King of Jerusalem, Emperor of Constantinople, c.1175–1237 (Cambridge, 2013), с. 30.
Оборона королевства Жана в промежутках между Крестовыми походами лежала на плечах военных орденов: тамплиеров, госпитальеров и нового германского ордена, основанного при осаде Акры в 1191 году, — Тевтонского. Каждый из орденов, щедро финансируемых западными патронами, мог выставить на поле боя примерно по три сотни вымуштрованных рыцарей и по несколько тысяч сержантов. Ордены содержали самые современные по тем временам замки, расположенные в стратегически важных местах королевства. Жемчужиной среди них считалась военная резиденция госпитальеров — расположенный на вершине холма на полпути между Триполи и Хомсом замок Крак-де-Шевалье, такой огромный, что под защитой его могучих стен могли разместиться две тысячи солдат. Совместные усилия военных орденов и их отличная выучка обеспечивали королевству надежную защиту в мирное время, особенно учитывая слабость Айюбидов. После смерти Саладина в 1193 году его сыновья, братья и племянники растащили Айюбидский султанат на куски. Сирия и Египет вернулись к состоянию извечно слабой центральной власти и мелочной вражды между соседствующими исламскими эмирами. К тому же непосредственный преемник Саладина на троне султана, его брат аль-Адиль (Сафадин), готов был терпеть крестоносцев в качестве соседей и поддерживал мир, обеспеченный
Когда Оливер Кельнский и его товарищи высадились в Акре, оказалось, что их опередили. Еще предыдущей осенью в Акру с фанфарами, которых их последующие деяния, увы, не заслужили, явились другие крестоносцы: венгерский король Андраш, австрийский герцог Леопольд VI и двадцатитрехлетний Гуго де Лузиньян, король Кипра. Солдат у них хватало, но эти трое, которых язвительный Оливер Кельнский сравнил с библейскими волхвами, никак не могли придумать себе занятие. В ноябре и декабре 1217 года они предприняли три нелепые вылазки на вражескую территорию: одну, чтобы осмотреть оккупированные святые места, другую — чтобы безрезультатно атаковать крепость на горе Фавор, а третью с целью грабежа и добычи продовольствия. Сын аль-Адиля аль-Муаззам, эмир Дамаска и де-факто правитель айюбидской Палестины, даже не особенно озаботился войной с ними, а климат и местные условия вскоре показали всю безрассудность их зимних маневров. Передвижение войск затрудняла и замедляла необходимость транспортировки больных и обездвиженных на мулах и верблюдах. Сырые, ветреные дни и морозные ночи буквально убивали крестоносцев. Вскоре по лагерю поползли болезни, и в начале 1218 года Андраш Венгерский объявил, что захворал и дальше не пойдет. Он уехал в начале января, взяв с собой кипрского короля Гуго, который через несколько дней скончался. Единственное, чем можно было теперь занять войско и сопровождавших его паломников, так это помощью тамплиерам, строившим гигантскую военно-морскую крепость в Атлите, на побережье между Хайфой и Кесарией. Шато-де-Пелерин (Замок Паломника), одна из великолепнейших крепостей, возведенных крестоносцами в Святой земле, по завершении строительства эффективно нейтрализовала угрозу, исходившую с горы Фавор. Кроме этого, праздновать было нечего. В такие моменты, как писал Оливер, благоразумный крестоносец мог утешиться лишь мыслью о неисповедимости путей господних. «Око разума человеческого, — продолжал он, — не может проникнуть в бездну божественного замысла» [687] .
687
Там же, с. 55. См. также Powell, James M., Anatomy of a Crusade: 1213–1221 (Philadelphia, 1986), с. 130–1.
Прибыв на место уже в финале этого вала несчастий, немцы и фризы твердо решили взяться за дело иначе. В городе они провели всего только месяц и, пополнив запасы продовольствия и отремонтировав корабли, снова пустились в путь. 24 мая 1218 года, в праздник Вознесения, крестоносцы подняли паруса и взяли курс на юг. Только вот шли они не в какой-то другой христианский порт Иерусалимского королевства, а к берегам Египта. На военном совете, возглавляли который Жан де Бриенн, Леопольд Австрийский и Оливер Кельнский, было решено, что штурм Святого города на повестке дня не стоит. Как сказал Жак де Витри, «осада Иерусалима летом была невозможна по причине нехватки воды». Предводители похода согласились, что опора Айюбидов — не Палестина, но Египет. «Сарацины силу свою черпают оттуда, и потому только могут владеть богатствами тех мест и нашей землей, — пояснил Жак де Витри. — Захватив эту землю, мы легко сможем отвоевать королевство Иерусалим целиком» [688] . Итак, план был такой: высадиться в дельте Нила и захватить город Дамьетту.
688
Barber & Bate, Letters from the East, с. 112.
Дамьетта была одним из трех крупнейших городов Египта, наряду с Александрией на западе и Каиром, расположенным в 200 километрах выше по течению Нила. Религиозное ее значение для христиан было невелико: одни считали, что в этом портовом городе «на берегах райской реки» родился Моисей, другие верили, что Христос некогда побывал здесь со своей матерью [689] . Куда важнее было то, что Дамьетта сторожила вход в один из самых больших восточных рукавов Нила, а кроме того, в этом богатом торговом порту в изобилии водилось вино, зерно, масло, миро, пряности и другие товары [690] .
689
Cassidy-Welch, Megan, ’«O Damietta»: war memory and crusade in thirteenth-century Egypt’, Journal of Medieval History 40 (2014); Barber & Bate, Letters from the East, с. 110.
690
Oliver of Cologne, с. 102.
Однако подобраться к такой заманчивой добыче, как Дамьетта, было чертовски трудно. Само путешествие туда представляло нешуточную опасность. Оливер Кельнский, который вдоволь поболтался в море по пути в Святую землю из северо-западной Европы, ухитрился совершить переход из Акры к Дамьетте всего за три дня, но остальных раскидал по морю северный ветер: одни потерпели крушение и утонули, а другие потерялись чуть ли не на месяц. Когда же крестоносцы в начале июня добрались до места, они увидели город такой же неприступный, как и все прочие в истории крестовых походов. С одного края его защищал Нил, с другого — соленая лагуна Мансалла. Чтобы подобраться к нему по суше, пришлось бы преодолеть три ряда стен, дюжину башен и глубокий ров. А посредине реки на маленьком островке стояла цепная башня, охранявшая доступ к городу с воды. Вокруг нее на мелководье грелись на солнце крокодилы. «Они лежат в ожидании людей и лошадей и пожирают все, что попадется им в зубы», — писал Жак де Витри [691] . Чтобы избежать всех этих опасностей, кораблям крестоносцев пришлось высадить солдат на клочке суши, протянувшемся с западного берега реки: отсюда через полосу воды Дамьетта была еле видна, и город можно было разве что обстреливать из требушетов. Прибытие крестоносцев ознаменовалось лунным затмением, которое Оливер Кельнский воспринял как знак, что Господь готов оставить сарацин [692] . Правда, каким образом это произойдет, оставалось неясно.
691
Barber & Bate, Letters from the East, с. 113.
692
Oliver of Cologne, с. 62–3.