Кристальный матриархат

Нерей Александр

Причём, ей наплевать какие они по прозрачности. Всех распугала и, покосившись на меня, прошла мимо.

Я пугаюсь и великаншу, и того, что оказался тринадцатым, после чего убегаю в туалет, где, глядя на своё полупрозрачное девятилетнее отражение, через которое видно бочку, ковшик и окно в ванной, пугаюсь ещё больше и просыпаюсь в холодном поту.

* * *

— Димка, ты где? — спросил я, когда проснулся.

— Здесь, — пробурчал из кухни Настевич. — Не добудился тебя, и что?

— Выгляни с балкона. Тётка стеклянная не ходит

с мухобойкой?

Через минуту услышал, как помощник с полным ртом доложил:

— Не видно. А что, должна?

— Ты там жуёшь что-то?

— Не пропадать же добру.

Я встал с дивана и пошагал в ванную, в которой ванны отродясь не было. Умываясь, случайно глянул в зеркало и отвёл взгляд, пытаясь вспомнить, что же такого видел во сне.

Пока завтракал в одиночестве, Димка вовсю пыхтел в своей комнате, найдя себе интересное занятие.

— Таким должен быть? — подбежал он с нарисованной картинкой дирижабля.

— Опять? Ты что, не понимаешь? — набросился я с упрёками.

— Всё одно же пригодится. Если не строить, то знать нужно, о чём мир просить. Сам говорил, много чего не хватает.

Пришлось закругляться с завтраком и чертить недостающие, по моему мнению, части летательной машины.

— Кабина для мамки, это правильно. Только, как она в неё заберётся? Рисуй верёвочную лесенку.

Рулит он чем? Рисуй перо руля. Вот такое. Как на речных лодках. Теперь пару пропеллеров с моторами с обеих сторон на коротких крылышках. И чтоб крутились, как вентиляторы. Стоишь – они стоят. Летишь – они крутятся. А дальше всё правильно.

Забыли штурвал, но он в мамкиной кабине. Так и скажешь, если кто спросит. А вот, откуда мы его взяли? Вот вопрос, так вопрос, — нахмурился я, когда закончил исправлять чертёж.

— Полетели уже на гору? — предложил Димка, устав рисовать и думать.

— Воды нужно набрать. Нет, не фляжку. Во фляжке лечебная вода. Другое что-нибудь есть? — решил я тщательно подготовиться к путешествию на Змеиную гору.

Димка нашёл бутылку из-под газировки, которую мы отмывали-отмывали, да и бросили это неблагодарное занятие из-за его полной бесперспективности.

— Лимонад где покупали? — спросил я, решив, лучше потратится, чем заработать понос от грязи в бутылке.

— Это из-под масла. Лимонад я сроду не пил и не знаю, где продаётся.

— Какого же укропа мы её отмывали, если она из-под масла? — разгневался я на потерю времени понапрасну. — Летим на рынок, где я ещё ни разу не был. Мелочь красномедная имеется. Если что, купим газировку там.

Я набрал горсть серрубликов побольше, рассчитывая по дороге к Змеиной горе столкнуться с финансовыми проблемами и, схватив смешно брыкавшегося и визжавшего Димку себе под мышку, шагнул на лоджию и попросил у Кристалии обычный комплект авиа-услуг.

Кристалия нас подхватила и подбросила к Анапской, только, пронесла чуть дальше по Черноморской, где и оказался искомый нами рынок.

Мы опустились наземь и в сокрытом состоянии начали изучать, какие бывают рынки в женских мирах.

Чего там только

не было! Но больше всего мне понравились колечки жареной домашней колбасы. Я хоть и позавтракал, но слюнки так и потекли без остановки.

— В глазах рябит. Ищем газировку и сваливаем.

— По-нят-но, — растягивая слово, выговорил Димка.

— Что тебе понятно, недоросль?

— Понятно почему меня мамка на рынок не водит. Чтобы не расстраивался. Молодец мамка, — похвалил сыночек Настю.

— Стоп-стоп. А я кто тогда, если привёл тебя в расстройство?

— И ты молодец, — не растерялся Димка. — Как бы я узнал, что мамка молодец.

Я подивился логике мальчугана, но на смех сил и желания не нашлось. Уж больно захватывающее зрелище представлял собой рынок. Не рынок, а деликатесная ярмарка.

— Лимонад, — ткнул пальцем Настевич, пока я снова и снова натыкался взглядом то на колбасу, то на копчёные окорока, то на запеченных куриц.

— И ты молодец, Димка. Нашёл нам лимонад, — похвалил я мальца.

Мы пошагали к киоску, совершенно забыв о своей невидимости.

«Две копейки за пол-литра», — подивился я дешевизне, когда прочитал ценник.

— Нам две бутылки, — попросил я у продавщицы и отсчитал четыре красномедные копейки.

— Фиг нам, — вздохнул Димка. — Мы же сокрытые. Теперь я лимонада не попробую.

— В этот раз расплатимся и сами возьмём. Но ты так никогда, запомни, никогда не делай. Посредникам озорничать запрещено, — закончил я поучать и потянулся за бутылками на витрине. — Тебе же всё равно, что ситро, что дюшес, что лимонад? Может, на пробу все три возьмём?

— Можно, — согласился Димка.

Я добавил ещё пару монеток и высыпал в блюдечко шесть копеек прямо продавщице под нос.

— Уплачено, — сказал Димка и схватил бутылку дюшеса.

Я взял лимонад и ситро, тоже сказал ничего не понимавшей тётке «уплачено», и мы покинули рынок.

— А за колбасой и окороком обязательно сюда наведаемся, — пообещал я будущему посреднику и напарнику.

* * *

Когда рассказал Кристалии, что мы с Димкой собрались делать, подробно обрисовал ей дорогу к Горькой балке и дальше к Змеиной горе. Она тотчас подняла нас в небо, и мы снова стали самолётиками. Только на этот раз из нас вышли военные бомбардировщики с газированными бомбами.

«Давай нас на сверхзвуке. Как ночью в Палестину», — подзадорил я голубоглазую великаншу, и мы понеслись с огромной скоростью, только ветер в ушах почему-то не свистел. Я заподозрил, что мы были в каком-нибудь коконе из воздуха, который мчался вместе с нами, не шумел сам и не заглушал звуков вокруг нас, поэтому мы всё слышали, а кричали, просто так, по привычке.

— Куда мы мимо Фортштадта? — удивился Димка.

— На Кудыкину гору, что Змеиной зовётся, когда лицом повернётся. И если не струсишь и первым укусишь, она засмеётся, волной обернётся. А не обернётся, мы её лимонадом по темечку, — смягчился я и добавил не в рифму, чтобы успокоить парнишку, и без того выпучившего глазёнки.