Кристальный матриархат
Шрифт:
— Сказки, — вздохнул Настевич.
— Долетим и увидим. Сказки или присказки. Сено или солома, как у зайчихи дома. Или как у тушканчика в норке серебра с золотом горка. Или как у змеи медянки с ядами полные склянки, — прострекотал я, вспомнив привычку к придумыванию присказок.
— Откуда ты всё это знаешь? — подивился Димка.
— От верблюда горбатого. От медведя щербатого. От бычка безрогого. От барана безногого. От волка плешивого. От козла паршивого. От коня вороного. Всего знаю много, — протараторил я и выдохся, но увидев
— Стоит, улыбается, нас дожидается, — добавил Димка свою присказку, безмерно меня удивив.
— Видела, тётенька мир? А ведь он ещё не посредник, а только кандидат-проситель, — похвастался я, обратившись к Кристалии, потом подумал и обратился ко всем мирам всех кругов сразу и, конечно, к их маме Кармалии. — Видели, миры, кого вам в помощники нашёл? Не было бы у вас такого счастья, да Настина беда помогла.
* * *
Мы сначала замедлились, потом плавно снизились и приземлились на Змеиную гору. Зрелище для меня было ожидаемое, а вот Димка верещал не останавливаясь.
— На горы никогда не забирался? — спросил я, когда выбрал подходящий для клятвы валун и поставил на него бутылки с газировкой. — Только это, конечно, не гора, а отрог или косогор. Когда смотришь снизу, он похож на гору с белёсым гребнем, точь-в-точь, как морская волна. Спустимся, и сам увидишь.
Озаботившись чем-то важным, отвлёкшим меня от осенних пейзажей и самой клятвы посредника, я не понимал, что в окружавшей нас идиллии было не так.
— Я про Фортштадт мечтал с балкона, а тут настоящая косая гора, — продолжал удивляться Димка.
— Вон, зайцы тебя встречают, — сказал я, не обрадовавшись даже зайцам, которые, куда ни глянь, мирно прыгали по косогору.
— Они настоящие? Ура! — утонул в восторге кандидат в посредники.
— Ёжики верчёные, — заохал я, когда наконец прозрел. — А Кайдалы где?
До меня, наконец, дошло, что было не так. Здесь не было пруда, столь любимого папкой и дядей Витей. И мной, конечно.
С отсутствием кошары и баранов я бы смирился. Даже с полным бездорожьем и степью без следов земледелия, но с отсутствием пруда – ни за что.
— Ты про тот круглый домик? — спросил Димка и дёрнул меня за рукав.
— Какой ещё домик? — не понял я.
— Вон там стоит, — указал он пальчиком.
Я увидел серо-коричневую юрту, стоявшую гораздо правее места, на котором в моём мире был пруд. Возле юрты копошилась пара чабанов, а их бараны большим серым блином паслись неподалёку в степи.
— Нюни на потом, — скомандовал себе. — Иди сюда, товарищ кандидат.
Усадив Димку на валун рядом с бутылками, я долго и подробно рассказывал историю появления посредников. О том, кто они, зачем нужны мирам. О том, что случается, когда миры живут без них. Не забыл и о том, что было у нас, когда миры начали меняться.
Малец внимательно слушал и впитывал, а по
Когда закончил обзор истории нашего ремесла, пообещал ребёнку ответить на его вопросы позже. После принесения клятвы. Конечно, при условии, что двадцать второй мир примет его на должность мирового посредника.
— Теперь-то дирижабли строить не будешь? — спросил я и приготовился к таинству принесения клятвы.
— Почему не буду? — удивился Димка.
— Ладно. Потом тебя перевоспитаю. Напомни, как твоего папку звали? — уточнил для протокола.
— Витей, — неуверенно пролепетал Настевич.
— Сейчас с миром с глазу на глаз поговорю, чтобы… — начал я объяснять, что собрался узнать имена Димкиных предков, а потом импровизировать с текстом клятвы, как вдруг получил тёплую, но звонкую оплеуху, означавшую: «Я на все твои фокусы согласна. Не тяни время. У тебя и так много дел».
После оплеухи совсем недолго пошумело в ушах, а я, заодно, собрался с мыслями.
— Повторяй в точности за мной, — скомандовал Настевичу, перекрестился, поклонился, и начал клятву. — Здравствуй, мир мой родной. Дозволь принести тебе клятву для вступления в посредники промеж сестёр и братьев твоих, — торжественно выговорил, а Димка, не дожидаясь, когда сделаю паузу, сразу всё повторял, словно был моим эхом.
Я снова поклонился, как положено при произнесении клятвы, и Настевич повторил поклон.
– Я, Дмитрий, крещёный и нарожденный в тебе, сын Виктора и Анастасии, нарекаю тебя Двадцать Второй, и прошу принять эту клятву, которой обязуюсь служить тебе верой и правдой во славу Божию, — на ходу сочинил я новый текст, подстроив его под второй мировой круг.
Снова тонкоголосое эхо в исполнении Настевича повторило всё слово в слово.
— А ещё прошу тебя возвращать мою душу грешную и тело моё бренное ото всех мест… Да изо всех времён, куда бы ни занесла меня служба посредника между твоими братьями и сёстрами… И пусть будет так, пока твоё солнце светит и моё сердце бьётся. Помоги нам, милостивый Боже, — дочитал я до конца, иногда подождав понемногу, пока Димка поспеет за мной, и снова поклонился Кристалии в пояс.
Не успел Настевич повторить окончание клятвы, как нас сдуло с валуна тёплым порывом ветра и понесло в синюю даль, кувыркая и подбрасывая, словно мы были жонглёрскими мячиками.
— Лимонад забыли, — верещал Димка и хохотал что было сил.
— Ты поклониться не успел. Но, всё равно, твой мир тебя признала, — прокричал я в ответ, тоже радуясь, словно ребёнок.
Нас приземлило к родникам, бившим из земли, как раз над тем местом, где была низина или балка, как у нас называют такие места, где должен был быть пруд.
— Смотри. Наш лимонад, — изумился полноправный напарник и указал на ручеёк, вытекавший из родников.
Я увидел три наши бомбы, охлаждавшиеся в прозрачной водичке.