Кристальный матриархат
Шрифт:
Я подошёл к саже и сразу усомнился, что она от сожжённой покрышки.
— Не колдун ли тут взорвался? — обомлел, представив, что погубил чёрную душу Ясеня.
— Сначала взорвался, а потом в норку утопал? — не согласился Димка.
— Как утопал?
— Ножками. Вон следы. Топ-топ, и был таков.
— Айда в пещеру. Расскажешь о своих ощущениях. Волосёнки должны забегать, мурашки замаршировать, — остановил я следствие по пропавшему без вести Ясеню и отправился в красную норку.
Пещера была точно такой же, как в Сималии. Розовая крупная ракушка,
— Чувствую, — благоговейно возопил исцелённый от непосредничества козлёнок, и вмиг стал полноправным членом братства миров второго круга с известным кадровым составом.
— А я ни укропчика. Ничего, в общем, не чувствую, — подвёл я итог своим страданиям. — Если зажмуришься, сможешь за Жучкой пройти сквозь стену и дальше в центральную пещеру. Только смотри. Мурашки и волосы с ума сойдут. Но ты не пугайся. Считай… Ах, да. Ты считать не умеешь. Тогда тебе туда никак нельзя. Выхода там нет, как и входа, а выходить из неё нужно на две двойки.
Я бы и дальше продолжал нравоучения, но в пещере уже давным-давно никого не было.
— Вот неслух. А я за него поручился.
— Не гневайся, — молвила появившаяся за спиной тётка-красотка. — Здравствуй, Александр Великий. Великий победитель бед.
— И все в обед. И тебе здравствуй, красна девица, тётка-красотка, девчушка-старушка, старушка-девчушка. Сколько же тебе имён придумали люди добрые? — невольно залюбовался я тёткой. — Мой пострел разминулся с тобой?
— Он в пещере второго круга. С Жучкой и её щенками играет. Спасибо, что без подсказок его в посредники определил, — о чём-то для меня далёком и непонятном начала толковать моя знакомая.
— Это когда он тебя пятилетней видел? — решил я уточнить.
— Ему через два месяца шесть исполнится. Ты что, с высоты взрослого роста перестал в детях разбираться? — удивляла каждым словом Стихия.
— Стоп. Табань. Сколько ему? — опешил я.
— Он, как и ты, в первый понедельник после зимнего солнцестояния рождён. Почитай, шесть лет назад. Или тебе все дети на один размер?
— Откуда мне знать Кай-дала он или Дала-кай? — рассердился я на себя за недогадливость. — Видел, что развит не погодам, но зачем от детей скрывать их возраст? Очередная женская блажь?
— Причём здесь женщины? Охоту на младенцев не в женских мирах начали, уж поверь мне, — рассмеялась Стихия, вместо того, чтобы обидеться.
— Так. Всё. Я сажусь вот тут. И пока мой подчинённый смешался своим хвостиком со щенячьими, ты мне всё выложишь. Начни с Димкиной биографии, а заполируй тем махоньким крестиком, что на Фортштадте отдыхает, сил набирается.
— Начну с выговора тебе и Кристалии за колдуна Ясеня, — нахмурила бровки Стихия, но улыбаться не перестала.
Я сделал вид, что поймал очередную оплеуху и сначала схватился за ухо, а потом опрокинулся наземь.
— Я серьёзно. С такого всё начинается. Сперва забывают о сокрытии попросить, потом
— Сперва про подноготную. Потом про младенцев. Что узнают про них сметливые?
— Дату рождения. Когда колдуны… Когда якобы колдуны рождаются, узнают. Миры второго круга сверх положенного наделяют таких младенцев всякими умениями. Потакают, так сказать, людишкам легковерным. Проехали, — отмахнулась Стихия, увидев мои заново поднятые руки. — Димку, Дашку, прочих младенцев, рождённых в дни, о которых я сказала, родители от людей прячут, переезжают с места на место, меняют им даты рождения.
Охоту на них и церковь ведёт, чтобы приобщить к правильной вере, и колдуны с ведьмами тем же заняты. И только родительская кровь может временно след к ребёнку сокрыть. Смерть, стало быть.
Дальше. Крест – это мой подарок. Я его в Новой Зеландии вырастила из деревьев особой породы. Три ствола слепила, с трубой нержавеющей срастила, на землю опустила. Всё, — закончила Стихия лекцию и смешно топнула ножкой.
— Расскажи мне про сны, в которых я посредник тринадцатого мира. Да ещё какой-то прозрачный. А мои подчинённые мухами вокруг роятся и … — не успел договорить, как тётка-красотка выскочила из пещеры и крикнула в небо: «Я ничего ему не сказала!» А потом сразу исчезла.
— Поговорили? — спросил Димка.
— Скорее да, чем нет, — констатировал я неопределённость ощущений. — Про метку для пещеры опять забыл спросить.
Мы начали спускаться по тропинке вниз, к станице, когда, вдруг, сначала нас настигли две бутылки забытого мной лимонада и дюшеса, а потом и Жучка догнала Димку со щенком в зубах и потребовала получить от неё подарок в форме кобелька-недомерка.
— Бутылки мне, а щенок тебе. Не поровну, зато по-честному, — грустно поделил я свалившееся на нас счастье.
Димка опустился на четвереньки и начал объяснять Жучке, что живёт он в пятиэтажном доме, в котором строго-настрого запрещено держать собак. Что следит за всем, не в обиду Жучке сказано, собака-домком Яблокова, и взять себе щенка нет никакой возможности. Но Жучка всё расценила по-своему и, тявкнув, попрощалась с сыночком-щенком и сыночком Димкой. Потом гордо удалилась в пещеру.
— Категоричная тётка эта Жучка, — сказал я Димке.
— Мне же нельзя… — начал он причитать, нисколько не обрадовавшись подарку.
— Ответ неверный, — отмахнулся я и стал приноравливаться, чтобы открыть лимонад подвернувшейся под руку железкой.
— Если домком увидит… — снова завёлся шестилетка.
— Ответ неверный. Пей первым.
Димка жадно пригубил горлышко бутылки и, сделав пару глотков, откинулся от неё прочь.
— В носу защекотало? Это же газировка. Её нужно учиться пить.
— Ещё, — потребовал Настевич, и приложился к бутылке снова.
— Сам её держи, — буркнул я и сунул ему лимонад.