Кристальный матриархат
Шрифт:
— Ох, непривычно мне ваши отчества мужские слышать. Ох, уши режет, — призналась Настя.
— А мне ваши матронимы? Привык же потихоньку, — посочувствовал я бывшей беде.
— Почему у вас всё наоборот устроено?
— Чтобы на мамок за глаза никто порчи не навёл. На папок можно и по фото, и по имени. По отчеству отцовское имя, как на ладони, — соврал я не в силах ничего придумать.
— Вы так мамок своих сберегаете? — опешила Настя. — У нас, у дурочек, вроде как правильно всё, но никто не защищает своих родительниц. Ой, мамка Господня. Почему ты нас не надоумила? Мы же
Только собрался пошутить на тему неправильных матронимов, как вдруг перед глазами поплыли картины одна нелепее другой, а язык прорвало так, словно он был не моим, а чьим-нибудь помелом.
«Кристалия, это ты шутишь?» — хотел про себя возмутиться. Но куда там! Затараторил, как швейная машинка Зингер.
— У вас, когда колдунью со свету сживают и в ад отправляют, что происходит? Ничего? И понятное дело. А если она оттуда вырвется? Сговорится со своими, а её в отпуск или, того пуще, насовсем выпустят. Что тогда? Даже через сто лет. Даже через триста. Она мигом по вашим матронимам обидчиц и всех их женских потомков сыщет. И отомстит. Как пить дать, отомстит. А все мужские потомки в тени останутся. Вот, что у вас, как на ладони прописано, — смолол я несусветную чушь, потому как ничего не смог с собой поделать.
— Фамилии мы детям передаём. И могилы женские родственные по кладбищам, как на параде стоят, — ужаснулась Настя, когда дослушала мои бредни. — А нам про это никто не объяснял. Новомодные двойные фамилии ввели, а вот зачем – растолковать не удосужились. Мы думали, что дамы из политбюро так сильно благоверных любят. А некоторые малоумные, те и вовсе по мужьям фамилии меняют. Чем больше мужей, тем больше фамилий сменяют. Не дурёхи они, оказывается. Они так след заметают к прамамкам.
— Ты меня не слушай. Я не пойми чего нагородил, — начал я оправдываться, избавившись от «мирного» наваждения. — Какой, кстати, твой матроним? А то зову тебя Настей. Неуважительно получается…
— Вот уж дудки! — взвизгнула бывшая беда и шарахнулась от меня, как от детинушки с дубинушкой.
«Что такого спросил? — опешил я от выходки своей подопечной. — Всё. Иду спать. Завтра разберусь. Пусть Ливадийская в Ливадии пока сидит. Ещё работу пора им подыскать». Спланировал я завтрашний день и ушёл в Димкину комнату.
— Красавец мужчина, — заохала Ливадийская с дочкой, встретив меня в Димкиной обители.
— Думал, вы уже домой вернулись, — расстроился я окончательно.
— Мы быстренько сходили туда и назад, а теперь вас дожидаемся. Дождались, точнее, — слащаво запели дамы двадцать третьего мира. — Красавец. И не скажешь, что не инспектор. Может, правда, инспектируете по мирам и порядок наводите?
— Полюбовались? Дарья, а с тебя должок. Не забудь про числа. Теперь я спать. Устал сегодня. Завтра продолжение увидите. Завтра, — пообещал я и рухнул на новенький диван.
— Спокойной ночи, — с фальшивой вежливостью пожелали Ливадийские и… ушли на кухню, а не в шкаф.
— Когда они домой? — спросил у меня Димка, тоже уставший от женского общества.
— Теперь, наверное, никогда, — вздохнул я, припомнив всё,
— Как так? — возмутился напарник. — Они теперь мимо меня и по ночам будут бродить?
— Если я неожиданно улечу в свой мир, будь добр с деньгами разберись. Чтобы в двадцать третьем и в двадцать втором всего поровну было. Я и не раздеваюсь для этого, — попросил я младшего коллегу и уплыл в страну мороков и озарений.
Так мне захотелось к мамке, к папке, к Серёжке, в школу, к Павлу и Угоднику. И все они так далеко от меня были, но так близко. Уплыл уже почти, а тут на тебе!
— Вы же в моём мире. Значит в левую дверь заходить нужно, — шикнул Димка на мамок. — Тренироваться вам надо.
Вот так они и тренировались всю ночь. То выскочат обе сразу, то проводит одна другую. То опять одна залезет в шкаф, то снова вдвоём выпрыгнут. Не дали поспать и помечтать, что вот-вот сам вылечу в окошко и прямиком к Скефию под крылышко.
Глава 27. Рекордные откровения
Поутру я почувствовал, что отменно выспался, несмотря на хождения Настей из шкафа в шкаф, из мира в мир. Солнышко светило, пахло завтраком, всё было, как всегда, и хорошо, что беда миновала, и плохо, потому как я всё ещё в мире второго круга. С календарными датами я не заморачивался. Надеялся на каждое следующее утро оказаться в родном Скефии.
И диван с креслами надеялся на то же, и просверленный шкаф, и инспекторская форма, и телевизор «Рекорд».
— Димка, чей это гостинец? — удивился я. — У вас ни розеток, ни антенн отродясь не было. И телевидения тоже. Димка!
— Для тебя кто-то постарался. Включай, а то пропустишь свою передачу, — сказал мне из кухни любитель скоросъедов. — А я на рыбалку собираюсь. Сегодня рванём на Маныч. Там язей… Судаков…
— Чудак-человек. Говорю же антенны нет. Розетки нет. Телевидение в твоём Армавире ещё не изобрели.
«Морок? Не похоже. До утра одетым спал. Форму вон как измял. Таких мелочей в мороках не замечаешь. Что за бред тогда?» — задумался я и приземлился обратно на диван.
Нежданно-негаданно, телевизор зашипел и заморгал экраном.
— Ой, — вскрикнул я от испуга. — Как такое возможно?
А в телевизоре уже появилась картинка. Помехи сошли на нет, и по экрану забегали люди, готовившие телестудию к эфиру. Они совершенно упускали из виду, что камера снимает их подготовку. Звук включился, и я услышал теле-суматоху так, будто всё происходило рядом.
— Димка, бросай все дела. Такого ты точно не видел. Бегом ко мне, — скомандовал рыболову, но тот не ответил.
Зато телевизор начал отвечать и спрашивать.
— У нас всё готово? Готово. Запись идёт?.. Так включите. И пусть запишется. Часто, что ли, у нас такие гости? — разговаривал ведущий с кем-то невидимым и неслышимым.
Ассистентки пробежали мимо столика с двумя креслами, наскоро их вытерли, воткнули в вазу несколько прутиков цветущей Босвеллии, и всё затихло.
Откуда-то со стороны в кадр вошли два старика с усами и бородами, с военной выправкой, и всё бы ничего, только один из них был белым и почти прозрачным.