Критика буржуазных медико-социологических концепций
Шрифт:
Несколько солдат, теперь, когда периметр свободен, подходят к своим командирам, отдают почести погибшим. Вдоль тропы, освещённой факелами, складывают камни, один на другой, образуя хрупкие башни, а на них — новые монеты.
Дары для Эрио, помощь тем, кому предстоит платить за дорогу в иной мир.
Свет Иларги отражается в воде пруда и в ручье, который убегает дальше, сливаясь с лесной тьмой, создавая причудливые контрасты с шафрановыми бликами огня.
— Они правы, — говорю я Нириде, которая впервые за всю встречу присела. — Надо остановить Дерика.
—
— Думаю, ты поступаешь правильно, — даю ей понять.
Нирида кивает, но отвлекается, когда к ней подходит королева-ведьма.
В дальнем углу Одетт смотрит на воду пруда. Рядом с ней Ева что-то шепчет ей на ухо, пока та не поднимает взгляд… и не встречается со мной.
Зелёные глаза, потемневшие в этом свете, наполненные болью, разбиты, но всё же — полны надежды.
Я спускаюсь с каменных ступеней и направляюсь к ней. Нам ещё многое нужно сказать друг другу.
Одетт удерживает мой взгляд. Шаг за шагом продолжает смотреть, пока что-то не отвлекает её.
Вижу фигуру, спускающуюся вниз, гораздо ближе. Кто-то останавливается перед ней, встаёт между нами.
Дерик.
— В моей палатке появилось свободное место, если кому-то интересно, — говорит он Одетт и Еве.
— Ты — отброс, — бросает последняя, даже не удосужившись подняться.
— Точно такой же, как вы и вся ваша гнилая кровь, — отвечает он. Я ускоряю шаг, чтобы быстрее преодолеть расстояние, но Дерик поднимается на ступень выше, обходит Одетт и приближается к Еве. Видимо, потому, что это она ему ответила.
— Можете протестовать сколько угодно, ведьмочки. Но эти мальчики продолжат проходить через мой шатёр, и им ещё повезёт, если…
Он не успевает договорить.
В одно мгновение он ещё стоит здесь — и вдруг исчезает. Всё вокруг окрашивается в алый.
Я застываю на месте, пытаясь осознать, что только что произошло.
Раздаётся крик, приглушённый, словно через вату. Инстинктивно поднимаю руки, стираю что-то с глаз. Мир становится яснее, но воздух по-прежнему пропитан густой, зловещей краснотой. Густая кровавая завеса оседает на капитанах, на камне, на цветах и на воде в пруду, которая темнеет с каждой секундой…
За первым криком следует ещё один. Потом ещё.
И тогда я вижу Одетт. Она стоит передо мной, не двинувшись с места. Теперь между нами больше ничего нет. Вся покрытая кровью, с головы до ног.
Единственное, что изменилось, кроме того, что её залила чужая кровь, — это рука, вытянутая туда, где всего мгновение назад стоял Дерик. Пальцы сжаты, костяшки напряжены.
Клянусь Гауэко и всеми его созданиями…
А потом она поднимает эту же руку и указывает на Асгера. Тот смотрит на неё в ужасе, так же забрызганный красной дымкой, как и она.
— Ты, — говорит она, показывая на него пальцем. — Теперь ты капитан.
— О, чёрт, Одетт… — выдыхает Ева.
Я оборачиваюсь назад, туда, где стоят
Некоторые из тех, кто находился ближе всего, бросились бежать, как и стражники, мечущиеся из стороны в сторону, не понимая, где находится угроза и что им теперь делать.
Ильхан выхватил меч и встал перед Камиль, которая выглядит менее яростной, но столь же потрясённой. Эльба тоже поднялся, положив руку на рукоять своего оружия, а его лицо перекосилось от шока. Нирида, широко распахнув глаза, смотрит туда, где ещё мгновение назад был Дерик, а теперь нет ничего.
Я снова смотрю на Одетт: прекрасная и дикая, словно древняя богиня, запечатлённая в картине войны — смертельная, устрашающая.
Она превратила его в алый туман.
Охренеть.
— Уходим, — вдруг говорит Ева, соображая быстрее меня. — Уходим немедленно!
Она хватает Одетт за руку. Та моргает, будто ещё не осознаёт, что только что произошло, что она только что сделала. Но Ева уже тянет её за собой, увлекая прочь, прежде чем окружающие действительно успеют среагировать.
Я вижу, как они взбегают по каменным ступеням, перепрыгивая через две за раз. Только когда они добираются до самого верха, к тем солдатам, которые патрулировали это место и теперь сбежались, не понимая, как им поступить, я решаю двинуться следом.
Но рука на моём плече останавливает меня.
Это Ильхан. За ним с безмятежной грацией приближается Камиль.
— Капитан, думаю, вам стоит переговорить со мной. — Он поднимает голову вверх, туда, где Нирида наблюдает за хаосом, бессильная его остановить. — Вам тоже, командир.
Лаьяниде
Юноша смотрит, как дым костров смешивается с чёрными клубами погребальных кострищ. Внизу, в городе, одни умирают от заразной болезни. Другие — сгорают заживо, обвинённые в колдовстве.
Он знает, что ведьмы тут ни при чём. Знает, что это Лаьяниде, дух чумы, каждое утро приносит с туманом заразу, терзающую Цирию.
Он задаётся вопросом: почему злой гений не направит проклятый туман прямо к дворцовым воротам Львов? Почему не проникнет в их позолоченные залы, в их роскошные покои и не заразит всех — Моргану, Аарона, их отвратительных детей? Он не возражал бы умереть, если бы вместе с ним пали и Львы.
Ему было бы не жаль даже свою сестру, которая с ледяным безразличием наблюдает за языками адского пламени, пожирающими тела сожжённых женщин.
— Ты должна их остановить, — говорит он в который раз.
Его сестра, искусная в искусстве равнодушия, даже не утруждает себя взглядом в его сторону — лишь лениво пожимает плечом.
— Зачем?
Он больше не может ей это объяснить.
— Уйдём отсюда, — умоляет он. — Давай уйдём. Давай вернёмся домой.
И она смотрит на него, слегка улыбается, но в этой улыбке больше нет той теплоты, которая прежде напоминала ему о доме. Она стала жестокой, беспощадной.
— Какой дом, Арлан? — спрашивает она. — Теперь это наш дом.