Критика буржуазных медико-социологических концепций

Яковлевич Болеслав Смулeвич

— Я верю, — отвечаю я, и в её глазах вспыхивает удивление. В этих глазах ещё что-то, что можно принять за вызов. — Так ты сражалась с хиру, верно? Ты защищалась и ранила его.

— Это было иначе, — отвечает она. — Но тогда я тоже не знала, что делаю. Я просто хотела, чтобы он ушёл. А сегодня, перед этими… я просто хотела убить эту тварь, так же как раньше я хотела тебя вылечить.

Я замечаю колебание в её голосе, то как она не решается на меня взглянуть, когда говорит об этом, и решаю осторожно продолжить.

— Тебя называли Дочерью

Гауэко?

Тогда она действительно поворачивается. В её глазах — настоящий ужас.

— Я думаю, что эти твари тоже не понимают, кто я. Дочь Мари. Дочь Гауэко… Каждая из них видит во мне что-то своё. — Она качает головой. — Но они не знают. Эти существа, наверное, почувствовали мою магию, так же как её чувствовали Тартало или Ламия. Может, они встречали Гауэко, может, это он их туда заточил, и они не знают о других богах, или уже забыли их… и вот, они связали мой запах с ним.

Я обдумываю её слова.

— Как бы то ни было, ясно, что у тебя есть магия, и она не только позволяет тебе исцелять или изменять форму. Она также позволяет убивать.

Одетт резко останавливается. В её глазах — едва заметное свечение в темноте леса.

— Тебя это пугает?

— Нет, — отвечаю я без раздумий.

Она выглядит удивлённой. Думаю, не столько от моего ответа, сколько от моей уверенности, от спокойствия, с которым я это говорю.

— Почему? — шепчет она.

Я пытаюсь слишком сильно не улыбаться, потому что знаю, что это её разозлит.

— Потому что мне интересно, что ты можешь ещё.

И потому что ты прекрасна и великолепна, но это я не говорю вслух.

Рядом ухает сова, и я замечаю, как Одетт обвивает себя руками, возможно, чтобы согреться, а может, чтобы избавиться от воспоминаний.

Между деревьями мерцают огоньки ближайшей деревни. Мы подходим к входу в Лиоте, одно из первых поселений на юге от Сулеги.

— Я не одна из тёмных существ Гауэко, я — человек, — вдруг говорит она, после долгой паузы. — Но да, во мне есть магия, та самая, из-за которой, вероятно, мои родители продали меня Ордену, и та, по которой бог Львов проклял меня в момент моего рождения.

Я не могу удержаться, и, возможно, мой вопрос звучит слишком испуганно.

— Твои родители продали тебя?

Одетт глубоко вздыхает.

Я не знаю ничего о ней, кто она, откуда. И она, наверное, это понимает, потому что кусает нижнюю губу перед тем, как сказать:

— Я расскажу тебе. Когда-нибудь, — добавляет она, и я сдерживаюсь, чтобы не продолжать расспросы.

— Ты веришь в их бога? — осторожно спрашиваю я.

— Нет, — отвечает она, и её рука скользит к виску. — Думаю, я перестала верить ещё до того, как попала в Эрею или даже во дворец Львов. Я отказываюсь верить, что мои друзья теперь в Аду, только потому что родились с магией. Я отказываюсь. Кроме того, теперь я знаю, что нас обманывали в многих других вещах.

Мы оба молчим. Есть нечто, что заставляет меня продолжать задавать вопросы, но я видел страх в её глазах, и сегодня… на сегодня

нам и так хватит.

— Почему мы стоим здесь? — спрашивает она.

Я провожу рукой по волосам. Моё сердце ускоряет свой ритм.

— Если мы продолжим этот путь, через пару часов доберёмся до Виллы Трёх Песен. Там нас уже ждут.

— А чего мы ждём? — спрашивает она.

Я немного двигаю ногами, нервничаю, надеясь, что она не заметит, как меня пугает то, что я собираюсь сказать.

— Если мы пойдем этим путем, то доберёмся до деревни с тавернами… и с кроватями.

Её брови слегка поднимаются, и я вижу, как в её глазах появляется понимание того, что я предлагаю. Она удерживает мой взгляд, не отводя глаз, и в тот момент я готов был отказаться, но мои ноги остаются на месте, а её взгляд не отпускает.

Я думаю, она собирается назвать меня придурком, и её молчание тянется так долго, что я начинаю сомневаться в себе. В конце концов, вернуться к тому, что было, — это опасно, когда предательство и ложь всё ещё нависают, между нами, но каждая клетка моего тела требует быть рядом с ней.

Должно быть, в ней есть нечто подобное. Возможно, это то, о чём она говорила, когда сказала, что её чувства ко мне не изменятся, несмотря на всё, потому что она чуть поворачивается и идёт дальше, через лес, по тропе, ведущей к светящимся огонькам деревни.

Я следую за ней, не задавая больше вопросов.

***

Отрывки воспоминаний другой ночи всплывают в моей памяти, той, когда мы вместе переступили порог другой таверны с похожими планами.

Но сегодня всё иначе. Теперь я знаю, кто она, или, по крайней мере, пытаюсь это понять.

Пара монет обеспечивает нам комнату в единственной гостинице деревушки. Дома здесь такие же, как в том последнем селении перед границей, а трехэтажное здание гостиницы полностью построено из дерева. Хозяин говорит, что может принести нам чистую одежду и предложить воспользоваться общими банями, чтобы привести себя в порядок. Возможно, он заметил кровь. Я благодарю его и добавляю третью монету — за молчание, за то, чтобы он не задавал вопросов.

Я отказываюсь от его предложения проводить нас, сам беру ключ и поднимаюсь по узкой лестнице. Одетт идет впереди. Я слышу её дыхание — мягкое, чуть учащённое. Интересно, это усталость или всё же напряжение? Возможно, она тоже нервничает, несмотря на всё, что мы уже сделали.

Когда мы достигаем последней ступеньки, я кладу руку на её поясницу. Чувствую, как она сначала напрягается, а затем постепенно расслабляется, прежде чем мы вместе продолжаем путь к нашей комнате.

Войдя внутрь, я не осматриваю комнату. Просто жду, пока она не войдёт следом, не закроет дверь за собой и не облокотится на неё с ленивой грацией. Всё моё тело охвачено желанным ожиданием, когда она откидывает голову назад, полуприкрывает свои невероятно красивые зелёные глаза и долго смотрит на меня.