Критика буржуазных медико-социологических концепций

Яковлевич Болеслав Смулeвич

— А твои родители… они?

— Я так и не узнала. Не хочу знать, — отвечаю искренне, и какое-то болезненное чувство заставляет меня сменить тему как можно быстрее. — Я изучала тебя в свой первый год обучения.

Кириан поднимает брови.

— Что ты узнала?

— Немного, как ты мог заметить. — Вздыхаю. — Знала, что ты был украденным ребёнком, думала, что ты сражаешься за Львов, и больше ничего, ведь никто не знал о твоей связи с Лирой.

— Она очень позаботилась о том, чтобы так было, — отвечает он усталой улыбкой,

и я понимаю, что теперь мы наступили на скользкую почву для него.

— Истории на сегодня закончены, капитан. Думаю, нам обоим стоит поспать.

Он вздыхает и кидает на меня ленивый взгляд, но не возражает, и это единственное доказательство того, насколько он действительно устал.

Он забирает поднос и оставляет его на столике, прежде чем закрыть раздвижные двери, ведущие на большой балкон. Тепло внутри сразу же снова окутывает меня.

Он гасит все огоньки, оставляя только одну на том же столике, и стоит у изножья кровати.

— Дашь мне взглянуть на рану на груди? — спрашивает он очень тихо, почти шепотом.

Это не первый раз, когда он об этом просит, и, хотя я не понимаю, почему он так интересуется, это хотя бы я могу ему позволить.

Я сажусь на колени на кровати и позволяю ему подойти, садясь рядом на матрас, прежде чем спустить тунику с плеча, чтобы показать швы.

Его пальцы останавливаются на мгновение, как будто он готов их прикоснуться, и на его лице появляется гримаса.

— Правда, ты заживаешь быстро, — замечает он, и я замечаю, что он что-то держит в себе, то, что не решается сказать. — Если повезёт, укус тоже заживёт с такой же скоростью.

Я поднимаю руку, не прося разрешения, и тянусь к его виску, ища ту рану, из которой раньше текло так много крови. Она скрыта под волосами, маленькая, но всё ещё воспалённая. Мне достаточно одной мысли, одного желания, и рана заживает.

— Одетт, — произносит моё имя медленно, — можно поговорить сейчас?

Я сразу понимаю, о чём он, и всё же отвечаю:

— Мы уже много говорили, Кириан.

— Я хочу рассказать тебе всё. Мне нужно, чтобы ты поняла: я никогда не причинил бы тебе вреда, и Нирида тоже не хотела тебя ранить, и тот договор с…

— Хватит, — перебиваю его, закрывая глаза и поворачиваясь спиной.

— Что так пугает тебя?

— Завтра я снова буду Лира, — отвечаю, не оборачиваясь. — Ты сам сказал: меня ждут испытания посложнее тех, что мы прошли сегодня. Дай мне отдохнуть, Кириан. Сегодня я хочу поспать, не думая ни о чём, кроме того, что я жива. — Ищу край одеяла и тянусь к нему, чтобы забраться в постель. — Ты можешь спать на той стороне кровати, не переходя на мою, или можешь лечь на пол.

Несколько секунд не слышно ничего. Потом я слышу его шаги, медленные, к единственному источнику света на ночном столике, и как он гасит его дыханием. Кровать прогибается под его весом, и тепло его тела наполняет пространство вокруг, создавая невероятное ощущение уюта.

—

До завтра, Одетт, — шепчет он.

Я не отвечаю.

***

Некоторое время я не понимаю, где нахожусь. Я чувствую лишь тепло под собой, мягкость на коже и абсолютно успокаивающее ощущение.

Он пересек границу. Конечно, пересек.

Я ощущаю мышцы под руками, твердость под щекой и мягкое дыхание, касающееся лба.

Может быть, это я. Чёрт.

Я пытаюсь медленно отстраниться от него, чтобы не разбудить и встать до того, как он это сделает, когда вдруг чувствую руку на нижней части спины, удерживающую меня на месте.

— Доброе утро, — мурлычет он, касаясь моей головы.

Должно быть, я оказалась на нём, притянутая его теплотой и окружённая его огромными руками, которые теперь держат меня, чтобы я не двигалась.

Под моими руками — его обнажённая кожа, потому что, похоже, он снял тунику. Я пытаюсь отстраниться, теперь уже без всяких колебаний, когда он проснулся, но он сжимает меня сильнее.

— Куда ты собралась?

— Утро настало.

Вздох. Я с трудом сдерживаю свой ответный вздох, не позволяя себе то, что изменит всё, изменит и меня.

Я перестаю бороться, и Кириан это замечает, но не говорит ни слова.

Мы остаёмся так несколько секунд, и я думаю, о чём он может размышлять, когда его рука начинает скользить по моей спине, в какой-то небрежной ласке.

— Ты готова? — шепчет он, и в этом вопросе есть что-то искреннее, как будто отрицательный ответ мог бы что-то изменить.

— Да, — вру я.

Я не должна быть здесь. Не должна обнимать его, не должна позволять себе согреться в этом тепле, которое кажется почти нереальным и манит меня обратно в сон. Не должна прижимать щеку к его плечу и наслаждаться мягким запахом его кожи.

Но я делаю это. Я делаю это каждой клеточкой своего тела.

— Ну… а я нет, — говорит он, решительно.

Я слегка удивляюсь и пытаюсь подняться, чтобы положить конец всему этому, но всё выходит не так, как я планировала.

Кириан поворачивает меня с какой-то оскорбительной лёгкостью, и вот он уже сверху, с руками по обеим сторонам моей головы. Его глаза полузакрыты, волосы растрёпаны, и я никогда бы не подумала, что такая обычная картина может казаться частью такого запретного сна.

— Дело в том, что у меня есть проблема, — говорит он, с легким хрипом в голосе.

Я сглатываю.

— О, да?

— Я человек слова, Одетт, и мне некомфортно уходить отсюда, не выполнив его.

Кровь в венах вскипает от его взгляда, даже прежде, чем я успеваю собрать все мысли в кучу. Потом я вспоминаю, это неприличное предложение, ещё более неприличные поступки, что произошли прошлой ночью, и меня пронзает дрожь.

Не должно быть так. Это ужасная мысль, но тот день, что ждёт меня там, снаружи…