Критика буржуазных медико-социологических концепций
Шрифт:
Кириан тут же хватает меня за талию, притягивает ближе и целует в щеку. В щеку… И я краснею. После всего, что мы только что сделали, этот невинный поцелуй заставляет меня смущаться.
— Пойдем внутрь. Я хочу услышать все подробности.
— Наглец, — бормочу я.
Кириан смеется. Я думаю, что у него красивый смех.
— Всегда.
Глава 13
Кириан
— О, боги… — Жёсткий, строгий голос вырывает меня из
Я переворачиваюсь и встречаю взгляд Нириды, которая, как только я это сделаю, тут же отводит взгляд в сторону.
— Извини, неужели я зашёл в твою комнату голым?
— Это тоже не твоя комната, — отвечает она, глядя в потолок. — Поговорю с Эльбой. Скажу ему, что позор, что нам приходится делить покои.
Я невольно смеюсь и с трудом пытаюсь встать и начать одеваться.
Одетт всё ещё морщит лоб, засыпая и снова просыпаясь, но, наконец, тянет руку, когда Нирида протягивает ей чашку с паром.
— Друзилла ответила. Только что пришло письмо, а Эльба отказывается мне его отдать. Так что давай, надевай одно из платьев, что тебе принесли, и… — Нирида рыщет в своей сумочке и достает из неё утонченную, но прекрасную диадему, инкрустированную чёрными бриллиантами. — Это тоже надень. Они не должны забывать, что ты — королева.
Она оставляет её на туалетном столике, не дождавшись ответа.
Я вижу, как Одетт открывает рот, собираясь что-то сказать, но Нирида уходит прежде, чем она успевает что-либо произнести. И она больше ничего не говорит.
Одетт вдыхает аромат из чашки.
— На этот раз она действительно добавила мяту, — бормочет она, скорее для себя, чем для кого-то.
***
Одетт стоит между ними, в длинном и величественном платье, которое совсем не подходит для холодного северного климата, но не вызывает сомнений в её титуле: королева.
Девицы, вероятно, подобравшие ей одежду, ориентировались на более скромную моду Эреи, но в этом наряде явно ощущается влияние севера и Сулеги: никаких корсетов, только тонкая и мерцающая ткань, облегающая талию и бедра. На голове — диадема, которую для неё привезла Нирида.
— Ваше Величество, — приветствует её Эльба, как только останавливается перед ней, и опускает одно колено на землю, склоняя голову, как и полагается по её рангу. — У меня новости от королевы Друзиллы.
— Говорите, — отвечает Одетт, взмахнув рукой в лаконичном жесте и закрыв глаза в скучающем движении ресниц. Прекрасная игра.
— Королева Друзилла готовится встретиться с вами здесь.
— Прекрасно, — заявляет она, как будто не существует другого варианта, как будто это не снимает с нас всех огромный груз.
— Однако, —
— Причины? — пересекает её Одетт, напряжённо.
Нирида, стоящая слева, делает шаг вперёд, как будто пытаясь предостеречь её.
— Она хочет услышать ваши мотивы, да, и узнать, почему вы хотите вести свой народ на войну, — объясняет Нирида.
Одетт наклоняет голову.
Нирида бросает ей взгляд.
Не говори…, как будто говорит она. Не рискуй…
— Королева Моргана и король Аарон уничтожили мою семью, — вдруг говорит Одетт, и я тоже немного напрягаюсь. — Убили всех, кого я любила, и разрушили всё, что мне было дорого. Потом они похитили меня, выдали меня за снаряжённого садиста и жестокого сына, который заслуживает того ада, в котором сейчас находится, — объясняет она, с хищной медлительностью добавляя: — А королева Друзилла хочет, чтобы я ей всё это рассказала?
Даже Эльба, такой невозмутимый, кажется, готов проглотить слёзы, чувствуется, что ему не по себе. Может, он и переживает.
— Полагаю, королеве будет интересно, почему именно сейчас, после столь долгого времени, когда её младший брат давно уже дезертировал из Королевства Львов, — говорит Эльба.
Одетт поднимает подбородок.
— Я объясню это королеве лично, когда она решит явиться. Однако вам скажу, если хотите сэкономить время и сообщить ей заранее, что этот момент определили обстоятельства, и что он был тщательно продуман.
«Лгунья», — едва не срывается у меня смех, и я делаю вид, что мне неинтересно.
— Какие обстоятельства, Ваше Величество? — спрашивает Эльба, и взгляд Одетт заставляет его пояснить. — Это не вопрос с упрёком, клянусь. Мне любопытно… Любопытно лично. Хотел бы понять, почувствовали ли вы… что-то.
Одетт размышляет над этими странными словами, и стоит признать, её выражение лица не меняется, пока она ищет, как на это ответить.
Она, похоже, не понимает, о чём речь.
— Что-то?
— Я имею в виду… как бы это сказать? — Эльба продолжает, и я понимаю, что его вопросы касаются чего-то более глубинного. — Это было решение исключительно политическое, стратегическое?
Эльба, генерал всех армий Сулеги, старший советник королевы и возлюбленный принца, что погиб, стоит на коленях, задавая вопросы о вере или судьбе, и это меня беспокоит, потому что я не знаю, как она ответит.
— Нет, — отвечает Одетт, не колеблясь, — это не было исключительно политическое или стратегическое.
Она не даёт больше объяснений, её взгляд — строгий и многозначный, вот и всё, что она посвящает им.
Эльба кивает и ждёт разрешения подняться и уйти. Однако перед тем, как сделать шаг, он задерживается на секунду, стоя перед троими.