Критика буржуазных медико-социологических концепций
Шрифт:
— Я думала, что мне не придётся тебя умолять.
Я не вижу, но чувствую, как на его лице появляется победная, дерзкая улыбка — вся из чистой уверенности.
Его пальцы нащупывают другое колено, мягко берут его и укладывают на своё второе плечо. Кириан склоняется надо мной с мучительно медленной, безупречной уверенностью.
— Я собираюсь вернуть тебе это, — предупреждаю я его.
Я приму это. Сладкую, деликатную пытку. А затем верну её тебе втрое.
Его смех разливается эхом по моей коже, и его горячее дыхание оказывается так
— Ммм… Я на это и рассчитываю.
Кириан скользит руками вниз по моим бёдрам, крепко хватая меня за ягодицы, словно прикрепляя к кровати.
Он целует меня чуть ниже пупка, потом ещё ниже и ниже. Это короткие, почти невинные поцелуи, которые кажутся издёвкой, пока его пальцы впиваются в мои бёдра, а его дыхание дразнит кожу, заставляя меня трепетать.
Я пытаюсь извиваться, двигаться, но он напомнил мне, что мне некуда деться. Грубая кожа его брони скребёт мою обнажённую кожу ног.
Он на мгновение отстраняется, ловит мой взгляд, и на его губах играет самодовольная, насмешливая улыбка — та самая, которую я так жажду почувствовать на себе. Затем он снова склоняется и, на этот раз, оставляет поцелуй на внутренней стороне моего бедра, вырывая из меня стон разочарования, который, похоже, доставляет ему несказанное удовольствие.
Он жалеет меня — или, возможно, сам устал ждать — и этот единственный поцелуй становится последним предупреждением, прежде чем он полностью погружается между моими ногами, увлекая меня в водоворот наслаждения. То, как он это делает… Это лучше, чем я могла себе представить, лучше, чем я мечтала. Гораздо лучше, чем тогда, когда Ингума использовал мои сокровенные желания, мои мечты и надежды, разрушая их в кошмаре.
Я цепляюсь за простыни и не двигаюсь, но только потому, что Кириан держит меня, словно в плену, между своими руками, скрытыми под кожаными нарукавниками. Его ритм замедляется на мгновение, и он лениво проводит языком до самого центра клитора, издавая глубокий, хриплый стон, когда ощущает, как я содрогаюсь.
Его рука поднимается вверх по моему телу, жадная, и его пальцы обхватывают мою грудь, погружаясь в мягкость кожи с упоительной, почти болезненной нежностью, пока он продолжает своё сладостное пиршество.
Я больше не выдерживаю и хватаю его за затылок, за волосы, умоляя:
— Кириан, хватит. Я не могу… Я не смогу… — Я прикусываю губы, но это не останавливает звук, который должен был бы меня смутить.
Он сияет от удовольствия, полностью зачарованный.
— Я не остановлюсь, — бормочет он, и его голос, звучащий между моих ног, грозит разорвать остатки моего рассудка. — Разве что ты действительно этого захочешь… Но ты не хочешь.
Его улыбка обжигает.
— Не хочу, чтобы ты останавливался, — выдыхаю я, голос дрожит. — Хочу, чтобы ты поднялся ко мне.
— Да? И что ещё?
Он говорил, что не заставит меня умолять. Ублюдок…
— Мне нужно, чтобы ты был внутри меня. Сейчас.
Кириан
— Так? — спрашивает он. Я вот-вот скажу, что нет, этого недостаточно, как вдруг он проводит языком ещё раз, медленно и, казалось бы, бесцельно, заставляя меня застонать и извиваться.
И Кириан продолжает.
Он повторяет это снова и снова, безжалостно, полностью игнорируя тот ритм, в котором нуждаюсь я, и навязывая свой: медленный, мучительный, сокрушающий мою волю. Это заставляет меня расслабиться, растаять в его руках, пока мир вокруг нас не взрывается на яркие, переливающиеся осколки, и всё — абсолютно всё — рушится и собирается заново.
Смутно осознаю, как Кириан поднимается и снова пытается расстегнуть кожаные нарукавники. На этот раз ему это удаётся, хотя и не сразу. Сняв их, он стягивает через голову рубашку, а затем его руки останавливаются на ремне.
Мой взгляд цепляется за его натренированные мышцы, татуировку, охватывающую руку и грудь, и шрам, пересекающий её по диагонали. Боги, он прекрасен. Абсолютно прекрасен, воплощение греха.
— Ты выглядишь уставшей, — замечает он. — Может, остановимся?
Я не могу удержаться от смеха, потому что знаю: он говорит серьёзно. Он бы остановился, если бы я попросила. Вместо этого я медленно поднимаюсь на ноги и подхожу к нему.
— Даже не думай.
Кириан улыбается, как волк, следя за каждым моим движением с голодом настоящего хищника.
— Слава богам. А то я бы лишился рассудка, — добавляет он, стягивая брюки. Теперь я вижу, насколько он уже потерял голову.
У меня пересыхает в горле. Моя рука тянется к нему, скользя по его груди, животу и, наконец, вдоль нежной, напряжённой длины его члена.
Кириан глухо стонет, запрокидывая голову. Он закрывает глаза на мгновение, будто смакуя этот момент, но быстро их открывает, осознав, что я отошла… чтобы встать перед ним на колени.
— Чёрт, — вырывается у него.
Я кладу руки ему на бёдра, наслаждаясь видом его лица, которое стало воплощением самой невыносимой похоти. В его голубых глазах молчаливая мольба, желание и что-то тёмное, порочное, что не позволяет мне больше затягивать.
Я медленно провожу языком, от основания до самого кончика, и из его горла вырывается мучительный стон, эхом отзывающийся в каждом моём нерве.
Я повторяю это снова, а потом ещё раз, и наконец беру его в рот.
— О, чёрт… Одетт, — бормочет он, и я чувствую, как его пальцы запутываются в моих волосах. — Ты не можешь так со мной…
Я на секунду отстраняюсь, чтобы он мог увидеть мою улыбку, и, не отрывая от него взгляда, снова беру его полностью. Его пальцы сжимаются сильнее, пока я с нарочитой медлительностью вновь скольжу губами, заставляя его мучиться ещё больше.