Кровь в моих жилах

Лаас Татьяна

— Маловато как-то. Не находишь?

Боясь снова ошибиться из-за утаенных случайно фактов, она вспомнила:

— Баю… — Нет, сейчас надо всегда держать в уме, что она может быть императорским баюном и врагом, — Китти сказала, что у неё перед Громовым долг жизни.

— Вспоминай, что еще вы делали с баюшей и Громовым… Может, он что-то упоминал?

Вот же хитрюга — докладывать ему, что они делали с Громовым. Впрочем, он прав: сейчас важна любая мелочь.

— Мы с Громовым любовника Веры Лапшиной уничтожили — упырь обыкновенный привязался к барышне.

Больше ничего не было, Миш. Честно, не было. — Она вспомнила утро, когда Громов готовил ей завтрак. Щеки почему-то принялись стыдливо краснеть. Хорошо, что любой приличной барышне положен здоровый румянец на все лицо. Михаил приподнял бровь, но промолчал. — Ах, да! Громов после этого оплатил лечение Китти в больничке. Может, это и есть долг жизни?

— Похоже на то… — Михаил все раз внимательно оглядел улицу и предложил: — Светлана, пересаживайся на переднее сиденье — так будет проще отслеживать след Ивашки.

Из-за «Дмитрия Ясного сокола» вспомнились слова Лапшиной, что ведьма предсказала появление императорской семьи в Суходольске. Узнать бы, что за ведьма. Заодно надо найти и проверить старушку, которая дала баюше имя Китти. Надо проверить баюшу и её легенду. Жить в неверии Светлана устала. Она, быстро под дождем пересаживаясь с заднего сиденья на переднее, попросила, стряхивая с волос капли воды:

— Миша, пока колесим по следам Ивашки… Выглядывай и Матвея.

— Юродивого? — закладывая широкий поворот направо, к набережной Уземонки, уточнил княжич. Он правой рукой на секунду прикоснулся к Светлане, эфиром подсушивая её волосы и шинель.

— Да, его.

Михаил с неуверенной улыбкой на губах уточнил:

— Зачем тебе? Ты же его боялась.

Она посмотрела на Михаила — иногда он очевидного не понимал, впрочем, как и она:

— Про Василия Федоровича Рюриковича-Романова он оказался прав. И про княжну Елизавету он пророчил. Вдруг еще что-то важное скажет?

— Светлана… — Михаил отвлекся на дорогу — там делили одного пассажира двое извозчиков, перекрыв своими повозками чуть ли не пол-улицы и галдя при этом. Княжич, что-то бухтя под нос, объехал их по встречной полосе.

Светлана принялась уговаривать его:

— Это он тебе пророчил, Мишка! Это важно! Вдруг он что-то про Ивашку скажет или про планы убийцы из Сосновского?

— Ну, если только так… — неожиданно согласился Михаил, резко заворачивая куда-то к центру. — Я его сегодня у Успенской церкви видел. Он там сидел и…

Светлана резко спросила:

— Он тебе что-то говорил? — А сердце уже заполошно билось — Мишка не собирался скрываться. Что ж с ним так сложно-то!

— Молчал. Он ел булку. И молчал, Светлана.

До церкви ехать не пришлось. Матвей словно ждал их с Михаилом — он сидел на лестнице кухмистерской купцов Солодовских и жадно ел куриную ножку. Откуда она взялась и где перед этим валялась, Светлане даже дурно было подумать.

Магомобиль остановился у тротуара. Светлана открыла дверцу и сказала Михаилу:

— Я быстро.

Тот поймал её за локоть:

— Я с тобой.

— Тебе нельзя! Тебе нельзя привлекать

к себе внимание, Мишка. Как ты этого не поймешь.

Он серьезно смотрел ей в глаза:

— А тебе можно? Полгорода судачит о твоем «царском» происхождении.

— Пусть судачат обо мне — рты уже не заткнешь, а вот о тебе судачить не должны.

Михаил скривился и полез в карман:

— Тогда хоть гривенник возьми — дашь этому Матвею. Пусть хоть в кухмистерской поест.

Светлана промолчала, что даже там обеды меньше трех гривенников не стоили. Кажется, Мишка это и сам понял — к гривеннику добавил и целковый.

— Надеюсь, Матвею за рубль голову не проломят.

Светлана взяла деньги, тоже надеясь на это. На улицах Суходольска и за меньшее убивали, а Матвей совсем же безумный, точнее юродивый. Блаженный. Он не может постоять за себя.

Она вышла под дождь, быстро перебегая через дорогу. Михаил не выдержал и вышел из магомобиля, глядя ей вслед — оперся спиной на капот, чуть сутулясь под дождем.

Сердце Светланы гулко билось в груди. Она год боялась встреч с Матвеем, подозревая, что он её преследует. Ходила даже специально с Мишкой, а он как раз Мишку и выслеживал… Вот же пугала саму себя! Сама придумала свой страх.

Светлана остановилась перед Матвеем. Он сосредоточенно доедал куриную ножку — сейчас с диким хрустом обгладывал хрящи. Стало больно и противно за такой тяжкий магический дар. Никто не должен так жить. Она замерла, не зная, как начать разговор. Обычно юродивый сам начинал кричать. Он доглодал кость, кинул её на тротуар, поднял на Светлану глаза и замер. Светлана вновь горько подумала: он же совсем не старик, чуть старше Громова, может даже его возраста — жизнь на улице старит быстрее, чем жизнь в тепле и достатке. Глаза у Матвея все так и были воспаленными, с корочками желтого гноя в уголках век и по краям густых, сейчас слипшихся друг с другом ресниц. Юродивый в упор посмотрел на Светлану и внезапно спокойно сказал:

— Не меня жалей. Себя жалей.

— Матвей… — она протянула ему мокрую банкноту. — Возьми… Купи себе одежды, что ли…

Он пошевелил босыми ногами со сбитыми в кровь пальцами.

— … или обувь… Смотри, чтобы деньги не отобрали.

— Не стоит…

Она все же сунула целковый ему в руку, грязную, немытую, жирную из-за курицы. Глаза Матвея тут же закатились, и он заорал:

— Кровью все началось! Кровью умоется! За грехи наши тяжкие!

Светлана безнадежно выдавила из себя:

— Матвей, прошу…

Он забился в судорогах, раскидывая руки и ноги в разные стороны и падая навзничь на ступеньки. Вокруг стал собираться любопытный народ. Кто-то шептался, кто-то пальцем тыкал в Светлану, кто-то крестился и тихонько, жалобно молился. Кто-то прошептал за её спиной:

— Говорят, цесаревич вот-вот вернется. И заживем как по-старому.

— Это как же?

— А как было — хорошо!

— Цыц! На улицах полно охранки!

— Захотел он по-старому…

Толпа тут же испуганно схлынула — от жандармов все старались держаться подальше.