Кровь в моих жилах
Шрифт:
— … лиха ты, Светлана… — Это было единственным, что она опознала в речи Мишеля.
Самый последний покров, словно сросшийся с самим княжичем, сопротивлялся бесконечно долго, а потом диким взрывом чуть не отправил на пол Светлану — её еле удержал на ногах Мишель.
Зеркало на стене пошло трещинами. Посуда полетела со стола. Окна звякнули и осколками вылетели наружу. Голуби, ворковавшие до этого на уличном карнизе, заполошно понеслись прочь. Входную дверь разломало на куски. А потом все это в обратном порядке
Она же неверующе смотрела на его грудь, где золотом горела метка. Светлана резко, не в силах сдержать себя, забывая обо всем на свете, подалась к Мишелю, обнимая его за талию и прижимаясь лбом к красной, раздраженной коже. Слезы непроизвольно хлынули из её глаз. Небеса, не такого она ожидала. Кажется, Мишель тоже.
Он хрипло сказал:
— Свет моей души… Прошу, проверь меня на метки… Я немного обнажен, и могу неприлично оконфузиться в твоем присутствии. Я все же люблю тебя, Светлана.
Она уже пришла в себя: чуть отстранилась, заглядывая Мишелю в глаза внизу вверх — все же он тот еще лось.
— Мишка… А ты Рюрикович. Ты знаешь об этом?
Он сглотнул:
— Только этого не хватало…
— У тебя на груди золотой сокол горит. Золотой — ты можешь претендовать на трон.
— Давай все же… Ближе к берендеям. Проверь меня на другие метки, чтобы точно быть уверенной во мне.
Она кивнула и быстро обошла его по кругу. Иных меток не было. Не берендей и не волкодлак.
— Мишель… — Она потупилась.
— Мишка… Мне так нравится больше.
— Миш…ка… Других меток нет. — Светлана спешно пробормотала: — явное — не явлено. Открытое — спрятано.
Золотой сокол стал гаснуть, чтобы исчезнуть до следующей проверки. Если её, конечно, будет проводить кто-то вроде упертой Светланы. От всех остальных сокол сможет скрыться.
— Я могу одеваться? — уточнил Мишель.
— Можешь… И прости меня. Прости за все. — Скрыть в своем голосе радость Светлана все же не смогла. Не берендей. Рюрикович! Рюрикович… Надо же.
Он уже притворно застонал — боль после срыва покровов уходит довольно быстро:
— Я думал: лакей. Я думал: конюх, адъютант, батюшкин секретарь… Или кто еще может голову вскружить молоденькой барышне. Но император?! Матушка совсем отчаянная была в молодости…
Он повернулся к Светлане спиной и первым делом натянул белье. Руки его откровенно тряслись. Впрочем, у Светланы тряслись не только руки. У неё ноги подкашивались. Она села на кровать, бессмысленно смотря, как Мишель… Мишка Рюрикович, ну кто бы мог подумать, пытался совладать с мелкими
Она схватила все больше нервничающего Михаила за локоть и силой посадила на кровать рядом с собой.
— Миш…
— Противно, да? — он оставил попытки застегнуть упрямые пуговицы — сидел, смотрел в пол и словно ждал приговора от Светланы.
Она взлохматила его пропитавшиеся потом волосы:
— О чем ты, глупый. Какое противно. Я виновата…
Он посмотрел ей в лицо — такой солнечной улыбки и такой нежности в его глазах Светлана не заслужила. Она же его только что пытала.
— Ни в чем ты не виновата. А противно… Помнишь, в Волчанске, когда я спрашивал тебя о своем появлении на свет, ты сказала…
Она перебила его:
— Я говорила о себе. Я тоже… Нагулянная, Мишка. Понимаешь? Я тоже не Богомилова. — Она рукой провела по его скуле, по щеке, по еще гладкому подбородку — Михаил так отчаянно был похож на князя Волкова, что ни у кого даже мысли не возникало, что он нагулянный.
Он поймал её руку и прижал к щеке, еще и глаза закрыл:
— Сейчас ты тем более откажешься выходить за меня замуж?
— Мишка, ты же все понимаешь.
Он открыл глаза:
— А если я поклянусь, что никогда не прикоснусь к тебе, как супруг? Все равно откажешь?
— Миша…
Вот он всегда был упрям:
— А если я пообещаю, что и пальцем не трону твоего Громова?
— А он-то причем, — вздохнула Светлана.
— Притом. От него ты приняла все то, что запрещаешь мне.
— Миша…
Он понятливо кивнул:
— Откажешь. Светлана, тогда почему ты сейчас так странно смотришь на меня?
Она сказала первую глупость, что пришла в голову:
— Это верноподданический восторг, ваше будущее Императорское величество.
— Скажешь тоже. Нужен мне этот трон… Я же считал себя Волковым. Я знал… Я слышал шепотки, что матушка вышла замуж уже очень тяжелая. Я родился отчаянно «недоношенным». Я думал: дело молодое. Я думал, что у отца голову снесло от любви. Волчья любовь страшная, дикая, они же однолюбы… Я думал — он не удержался. Отец совсем недавно открыл мне правду. Только кто настоящий мой отец, он не знал. Понимаешь? Он не знал, что я Рюрикович.
— Ты очень похож на князя Константина Львовича. Ни у кого не было сомнений в вашем родстве.
Он вновь поймал её ладонь и приложил к своей щеке:
— По виску и за ушами посмотри… Думаешь, почему я такие кудри ношу?
Она провела пальцами по его волосам, под которыми прятались шрамы. Михаил подсказал очевидное:
— Ведьма мне лицо правила. Сильная ведьма, только шрамы все равно остались. Подстригись я, их было бы видно. Черт… Ну почему я не сын лакея? Как все было бы проще.