Кровавая Мачеха
Шрифт:
— О, Творец! — вырвалось само у не слишком верующей Элгэ.
…Серые, холодные ночи — посреди жаркого лета, когда она напрасно ждала родителей. А дождалась Валериана Мальзери и графа Вегу в их с Алексой и Диего детской…
Элгэ тоже — следующая после Диего и Алексы. И Виктору об этом известно. Не потому ли он не спешит спасать Диего?
И не потому ли не стоит оставлять Алексу одну? Она помнит, как чуть не погибли Алиса Марэ и ее маленький сын. И не побоялась заподозрить
Именно Алекса первой решила, что Виктору не нужен живым и их брат Диего?
И неужели Евгений Мидантийский совершил ту же ошибку, что и сама Элгэ? Юлиана Кантизин — его кузина. Они выросли вместе, как и Элгэ с Виктором. Кому верить, как ни своим, да?
Императрица Юлиана показалась тогда Элгэ… странной. И очень опасной. Но они слишком кратко виделись.
Можно расспросить при встрече Анри Тенмара, но он тоже вряд ли слишком приглядывался к тогда еще не коронованной императрице. Зачем? В Мидантии никогда не правили женщины.
— Это еще не всё. Я не просто так уподобился старушкам-сплетницам. Императрица Юлиана еще в бытность принцессой переписывалась с тогда еще даже не наследником Аравинта Виктором Зордесом-Вальданэ. Предлагала ему престол… и себя в придачу. В очень откровенных выражениях. Приложив к посланию не только прядь рыжих локонов, но и… портрет в полный рост. В обличии древней мидантийской богини любви, в миг ее рождения из раковины морской.
— В том виде, в каком рождаются? Простите, вопрос вызван не женской ревностью.
— Вы — не больше ревнивица, чем — я сплетник, — вздохнул кардинал. Кажется, он с трудом не отводит взгляд. И не краснеет. — И вы… слишком красивы, чтобы ревновать к кому бы то ни было. — Он всё еще умеет краснеть, как интересно. — Да, портрет был создан в том виде, в каком принцесса позировала. Как в миг рождения. Копий было несколько… высылались не только Виктору Вальданэ. Но только он сейчас занимает Эвитанский трон. Как раз тогда, когда Юлиана Кантизин единолично правит Мидантией.
Будь у Элгэ возможность, она вытащила бы не только Диего. Еще и несчастную маленькую мидантийскую девочку, кому не повезло оказаться в полной власти мачехи-интриганки.
И насколько имеет значение, что Виктор так и не счел нужным сообщить столь важные новости Элгэ?
Что ж, маршал Анри Тенмар уж точно не имеет никакого доступа к тайне исповеди. И вряд ли у него есть шпионы в Мидантии, или Элгэ ничего не знает уже о нем.
Эйда Ревинтер, виконтесса Николс, урожденная графиня Таррент, сестра жены маршала Тенмара поймет, что именно должна передать и кому. И, пожалуй, самое время вытребовать у Виктора прощение Конрада Эверрата и прочих… взамен их высылки из столицы.
И настаивать перед Жераром, чтобы михаилиты точно шли через Тенмар. И там оставили Алексу.
В Тенмаре в любом случае будет безопаснее не только Его
Угрызений совести нет, и вряд ли появятся. Элгэ — паршивая жена, но Виктор — ничуть не лучший муж. Да и в первом браке она была супружницей не лучшей, так что ей это не в новинку. Это у Виктора еще нет братьев для наставления ветвистых рогов. Не с кардиналом же Евгением Элгэ этим заниматься, в самом деле. И не с суровым михаилитом Жераром. Этот ее не вдохновил бы, даже не будь он монахом.
Элгэ в чём-то там клялась перед алтарем… сдуру. Но не в государственной присяге Виктору точно — он тогда еще не был коронован. Их сначала обвенчали, а потом уже всё остальное.
А долг королевы — хранить верность стране, а не такому монарху.
2
Если стража торчит под окнами, Элгэ плевать. Илладийский наряд танцовщицы, «кифара», гребни, кастаньеты. Чернокудрая, зеленоглазая красавица ждет на подоконнике. Очевидно, страстного кавалера — любителя лазать по чужим окнам. Срывать поцелуи одиноких красавиц.
Горит камин, рыжее пламя отражается в глазах. Только Октавиана больше нет в живых.
Зато за спиной Виктор без стука нарисовался в спальне. И не выгонишь — законный муж. Времена кавалеров в окна прошли, венчанные супруги открыто входят через дверь. Без приглашения.
На миг замер, глядя на жену. Как в прежние времена… на то они и прежние, что прошли.
Он красив… как портрет самого себя. И как любой портрет, не вызывает и тени желания.
Если ты, конечно, не сам Виктор, мечтающий об мидантийской принцессе и ее троне в придачу.
Элгэ даже уже не ревнует. Пока она готовилась умереть в эвитанском плену, Виктор пересылался с Юлианой Кантизин. Ну и змеи с ними обоими. Даже если письма с сердечками летали туда-обратно, еще когда сама Элгэ в Аравинте грела Виктору постель.
— Я соскучился, — протянул он руки к ней.
Его черные глаза — так же горячи, как у Октавиана. Только благородный Виан скрывал пламя за льдом, а Виктор — пустоту за фальшивым светом. Будто его огонь сродни тем, что у ярмарочных фокусников. Яркий, но не греет. И даже не жжет.
— Сегодня неподходящая ночь для зачатия наследника, — холодно отчеканила Элгэ. — И ты забыл сначала помолиться. Твои старинные родовые обычаи не переживут такого вопиющего кощунства.
И в праведном гневе перевернутся в своих заплесневелых сундуках с молью.
— Не сходи с ума, — он шагнул к ней, обнимая… крепче.
Тело привычно ответило, а душа… есть ли она вообще у той, что настолько подвела брата? А потом еще и сестру, и друзей? Сердца-то уже нет точно, иначе не рассуждала бы об изгнании своих спасителей почти над ложем еле живого кардинала Александра.