Кровавый шабаш

Атеев Алексей Григорьевич

— Может быть, перекусите? — не отставала мать.

Глаша отрицательно мотнула головой и взглянула на Женю.

— Она будет в моей комнате.

Женя уложила Глашу на свою кровать, сама устроилась на раскладушке.

— Тяжело мне говорить, — прошептала Кавалерова, — но хочу спросить: для чего ты все это затеяла? По долгу службы?

— Глупая! — засмеялась Женя. — Спи! — Она разделась, потушила свет, улеглась на раскладушку.

— Иди сюда, — услышала она шепот Глаши. Поднялась, перелезла на свою кровать, устроилась рядом.

— Тебе

страшно? — спросила она Глашу.

— Теперь нет. Но вначале… Вчера, а особенно сегодня… Внутри словно все окаменело. Нестерпимо… И все думаю: почему, за что? Только об этом. Кому я помешала?

— Ты спи.

— Не смогу, наверное. Передо мной стоит это лицо. Бородка… Темные очки… Как будто…

— Что как будто? Знаешь его?

— Вроде не знаю. Вот только запах…

— Какой запах?

— Лосьона, туалетной воды. Парфюмерии. И вчера, и сегодня… Наверное, запах меня и спас. Как я почувствовала его, сразу оттолкнула… Потом эти прибежали… охрана. Но мне кажется, я встречала этого человека.

Женя молчала, ожидая продолжения.

— А может, только кажется. Последнее время мне вообще всякое мерещится… Может, с ума схожу. Всего несколько слов он мне сказал, а вроде голос где-то слышала… Руки тоже… белые, холеные… Но главное — запах. У меня есть одно предположение… Сомнительное, правда, почти невероятное. Мне кажется, я встречала этого человека недели три назад, когда мать водила меня в психиатрический диспансер.

— Он был среди больных? — осторожно спросила Женя.

— Больных там даже не было. Только эта девушка. Та девушка, которую убили…

— А мужчина?

— Мне почему-то думается, что он похож на врача, который со мной беседовал. Запах тот же… и руки…

— А лицо?

— Глаз я не увидела. На нем очки темные. Вообще лица не разобрала. И ведь она меня предостерегала…

— Кто?

— Мертвая. Когда я последний раз принимала гриб… Она сказала: «Тебе угрожает опасность». Так и получилось.

— А ты точно встречала ее в диспансере?

— Не уверена, но похоже… Можно, конечно, спросить, только гриб кончился. Но я одного не понимаю: чем я этому врачу не угодила? Может, за какие-то грехи?.. Законы кармы?..

Она еще что-то неразборчиво пробормотала, потом уткнулась носом в плечо Жени и засопела — похоже, заснула, а Женя лежала без сна, обдумывая услышанное.

И вдруг она начала понимать — во всяком случае, ей так казалось — причину всех Глаши-ных несчастий. Может быть, она в том, что Глаше не хватало ласки. С самого детства и по сей день. Казалось бы, всегда с родителями, во всех туристских странствиях. Но, видно, ребенку не хватало чувства семейной общности. Каждый был сам по себе. А сейчас тем более. Один зарабатывает деньги с утра до вечера, другая придумала для себя светскую жизнь… И он, и она несчастны, хотя стараются даже себе не признаваться в этом. Несчастны, потому что одиноки. И Глашу сделали такой же одинокой, неприкаянной… Отсюда и наркотики. Хотя, возможно, Женя ошибается.

Скрипнула дверь, в комнату осторожно заглянула

мать:

— Ты спишь?

Женя, стараясь не разбудить Глашу, поднялась, на цыпочках вышла из комнаты.

— Мне страшно, — сказала мать. — Там в подъезде кто-то ходит, голоса слышны.

— Ты не волнуйся. Это охрана, наверное…

— Что за охрана?

И Женя, сбиваясь и путаясь, поведала о Глашиных злоключениях.

— Что тут скажешь! — сказала мать. — Конечно, пусть девочка пока остается у нас. Постарайся вести себя сдержанно, не лезь ей в душу. Завтра воскресенье, надеюсь, на службу не пойдешь?

— Не знаю, мама, как сложатся дела. Может быть, случится что-нибудь экстраординарное.

Мать только покачала головой.

Женя вернулась в свою комнату. Куда лечь? На раскладушку или к Глаше? Наверное, лучше к Глаше. Места достаточно.

НЕОЖИДАННОЕ МНЕНИЕ

До управления Женю, как всегда, подвез великодушный Пашка.

— Стало доброй традицией, — ехидно засмеялась она, садясь в замурзанную «копейку».

— Говорят, Кавалерова живет у тебя? — не отвечая на явную насмешку, спросил Пашка.

— А ты откуда знаешь?

— Земля слухом полнится, — неопределенно пояснил он. — Видели, как роскошная тачка ее отца останавливалась возле вашего дома, и охранники в подъезде болтаются. А правда, что ее пытались убить?

— Два раза.

— В чем же эта придурковатая провинилась?

— Не надо! — поморщилась Женя. — Она вполне нормальная.

— Так наркоманка же. Разве нормальный человек сможет принимать эту гадость? Просто вдет отбраковка. Она всегда шла. Выживают сильнейшие, а всякая дрянь, вроде твоей Кавалеровой, обречена. Неважно, каким образом она погибнет — от болезни, алкоголя, наркоты, важно, что ей нет места в нормальной жизни. Сейчас все кричат: водка, водка! Теперь водки хоть залейся — и ничего. Я же говорю: слабые погибают.

— Ты прямо как фашист рассуждаешь.

— При чем тут фашист! Таков закон природы.

— Закон джунглей!

— Да хотя бы и джунглей. Именно по этим законам человечество развивалось многие тысячелетия. И ничего, выжило. Слушай, — неожиданно прервал он этот разговор, — мне тут дед звонил. Он там чего-то накопал про этого француза. Кондитера. Говорит, привози свою девушку, я ей много интересного расскажу.

— Может быть, вечером. Сейчас времени нет.

Майор был один, изучал содержимое какой-то папки. Поднял сумрачный взгляд.

— А-а, Евгения! Заходи. Ты толково придумала, что привезла к себе эту девицу. Она разговорилась?

— У нее есть подозрения, но неопределенные. Даже не знаю, можно ли их принимать во внимание.

— Можно или нельзя, я сам разберусь! Понимаешь, у нас нет ни одной зацепки. Четыре убийства, а результат нулевой. Ни убедительных версий, ни улик. Да еще это ваше похищение! Начальство меня теребит…

— Кавалеровой показалось, что нападавший на нее похож на психиатра, к которому водила ее мать.