Крупа бывает разная (сборник)
Шрифт:
Он помнил, как выглядел Владимир после двух недель серебряных колодок. Сам Иннокентий, наверное, теперь выглядел почти так же — истощенный, обтянутый лохмотьями кожи скелет, едва шевелящий губами. Да слышал ли кто-то, что он говорит? Это уже не было важно. Даже воспоминания теперь появлялись обрывками: вот он, Владимир, закованный в колодки, а вот он же, во время смертного истязания, которое никак не мог пережить, но пережил… даже запах его настолько силен, что…
Иннокентий медленно приоткрыл глаза. Нет, это не воспоминание. Перед ним, отделенный лишь прутьями клетки, стоял Владимир. В высоких хромовых хозяйских сапогах, в военной форме. Ворот его формы был наглухо
Владимир встретился с ним взглядом. Лицо его ничего не выражало. Он обернулся к стоящему чуть поодаль колдуну:
— Он умирает, хозяин. Вам его не подчинить.
— «Товарищ Дзержинский», — поправил его колдун, — я уже говорил: тут больше нет хозяев и рабов.
— Как прикажете, товарищ Дзержинский, — проговорил Владимир и добавил: — Я знаю его много лет. Его не сломать.
— Ты сказал, что можешь поговорить с ним.
— Да. Но наедине. И пусть мне принесут еду. Много.
Колдун посмотрел куда-то в сторону:
— Степан, принеси из кухни каши. Все, что осталось от завтрака.
— Будет сделано.
Хлопнула дверь. Иннокентий снова прикрыл глаза. Но воспоминания не шли.
Владимир. Он возвращался на службу даже когда и приоритетов-то у него еще никаких не было. Он не ушел сейчас, когда погиб его хозяин, и защищал Управление до последнего. Почему он с ними? Как его смогли так быстро сломать?
Иннокентий снова открыл глаза. Владимир так же неподвижно стоял и смотрел ему прямо в лицо. Глаза его стали совсем прозрачными. Последний раз он поднимал взгляд на Иннокентия очень давно, в самом начале своей службы, будучи еще совсем диким и совершенно неуправляемым. Потом, даже когда они служили одному хозяину и Владимир из двух дивов был главным, он не бросал вызова. Но сейчас… от него ощущалась сила и власть.
«Мы сейчас власть», — вспомнил Иннокентий слова мятежного колдуна. Неужели и Владимир стал частью этой преступной, варварской «власти»?
Снова скрипнула дверь, и до Иннокентия донесся запах еды.
— Поставь на стол и уходи, — не оборачиваясь, велел солдату Владимир.
— Ты кто такой, чтобы мне указывать? — возмутился Степан и демонстративно грохнул котелком по столу. — Мне Феликс Эдмундович пост покидать не приказывал.
Владимир медленно повернулся и постучал пальцем по красной полоске на воротнике. И тогда Иннокентий рассмотрел на ней какие-то прямоугольники. А спустя миг Владимир сорвался с места, и его острые, похожие на кинжалы зубы щелкнули возле уха незадачливого солдата.
Тот вскрикнул и бросился к выходу.
— Работы с личным составом предстоит еще много, — пожал плечами Владимир. Подошел к дверце клетки и, открыв ее, протиснулся внутрь, старательно обходя алатырь. Нагнулся и начал пристально рассматривать пленника.
— Тебе надо поесть. Неделя в колодках — это тяжело и опасно даже для тебя. А тебя еще и пытали. В таком состоянии ты и вправду не годишься для службы.
— Я не служу преступникам и бунтовщикам. Я служу только государству.
Иннокентий произнес это, едва шевеля губами. Но Владимир его, несомненно, услышал. И резко, наотмашь, насколько это позволяла клетка, ударил Иннокентия кулаком по лицу.
Следующий удар пришелся в горло, а еще через мгновение носок тяжелого, снятого, возможно, с собственного хозяина сапога врезался Иннокентию в живот.
И в этот момент Иннокентий ощутил, как вместе с болью поднимается вверх тяжелая клокочущая ярость. Кем этот предатель себя возомнил?
— Я… до сих пор намного сильнее тебя, глупец. И это не изменить ни пытками, ни серебром.
— Хорошо, что ты вспомнил об этом, — проговорил Владимир, и Иннокентий с некоторым удивлением отметил, что бывший подчиненный больше не поднимает глаз.
— Вот теперь с тобой можно и поговорить, — Владимир облизал кровь с руки и сел на пол перед клеткой, — они не слушают меня. И не станут слушать, я им ровня и не могу приказывать, ты должен это понимать.
— Они?.. — Выходит, из дивов уцелел кто-то еще.
Иннокентий выпрямился, насколько позволяли колодки, и спросил, глядя на Владимира в упор:
— Чем закончился штурм? Что со следователями? Кому-нибудь удалось спастись? Сколько дивов осталось?
— Во время штурма погибли колдуны Стоцкий и Воронин. Старший следователь Углов застрелился. Остальных арестовали и увезли. Куда именно, мне пока не известно, но я стараюсь это выяснить. Дивов осталось в живых одиннадцать, включая тебя и меня. Трое сбежали, но находятся поблизости, я их чувствую. Казимир и Мирон в клетках наверху, остальные — в алатырях. Нас кормят из того же котла, что и солдат. При штурме был поврежден еще один лестничный пролет, обрушился главный вход, выбиты все окна, кроме трех в левом крыле на третьем этаже. Разрушенные лестницы восстанавливают, пока их заменят на временные, деревянные. Товарищ Дзержинский занял кабинет Главы, я вставил там стекла — вынул из нескольких уцелевших рам — и навожу порядок два раза в день. Сейф с документами охраняют двое солдат.
Иннокентий облизал губы и усмехнулся:
— Ты докладываешь мне так, будто я все еще главдив.
Владимир на миг поднял глаза:
— Ты главдив. Тебя никто не смещал с должности, не бросал вызов и не побеждал. Все дивы ожидают, когда ты снова вернешься к делам.
— Я не служу…
— Хватит, — резко оборвал его Владимир, — выслушай меня, наконец. Ты думаешь, мне нравится носить это? — Он указал на свою форму.
— Нет? — все с той же усмешкой проговорил Иннокентий. Чувствовал он себя существенно лучше. Владимира нужно выслушать: вряд ли он пришел сюда исключительно, чтобы накормить пленного сослуживца своими пальцами.
«Я стараюсь выяснить».
Этот Владимир всегда был непростым дивом. Слишком много колдунов ему довелось поглотить. И теперь он сам выбирал, кому будет служить, и, если считал хозяина достойным, был предан и безукоризненно послушен. Но если нет — никакие пытки и наказания не могли заставить его подчиниться. Значит, и ошейник, и эту форму он позволил надеть на себя не просто так.
— «Люди устанавливают власть, а черти ей служат. Люди устанавливают порядок, а черти его поддерживают», — полуприкрыв глаза, медленно проговорил Владимир. Иннокентий знал, кого див видит сейчас перед своим внутренним взором. Эти слова произнес когда-то его благородие Афанасий Репин, колдун, бывший их общим хозяином. Иннокентий служил ему совсем недолго, всего две недели. Но успел прекрасно понять, почему этому колдуну подчинился самый строптивый черт.