Кукловод: Реквием по Потрошителю

Скариани Аделина

— Но как же твои трофеи? Разве они не привязывают тебя к определенному месту и событию?

— Ты о моих картинах? — иронично спросил Акасуна, обернувшись к Рей. — Это скорее коллекция, чем трофеи. Мой смысл жизни.

Акасуна выскользнул из гостиной, нацелившись в следующую комнату — свою спальню, которая теперь превратилась в розовую детскую с рюшечками и мягкими плюшевыми мишками.

— Интересно, люди, которые купили эту квартиру, в курсе, что на этом самом месте Нарико пыталась в шутку или всерьез так выпотрошить меня? — Сасори присел на корточки, ковер, пускай

и другой, относительно новый, но место все то же.

— Но кто продал эту квартиру? У тебя кто-то… был?

— Нет, родители погибли, когда я еще был ребенком, я жил с бабушкой, но смерть отобрала и её. Квартиру продало государство на аукционе, вероятно, когда меня признали официально мертвым.

— Знаешь, с юридической точки зрения, ты имеешь полное право потребовать обратно свою квартиру, — то ли всерьез, то ли в шутку заметила Рейко.

— Серийный убийца, заявляющийся в суд с требованием, чтобы ему вернули его имущество? — цинично цокнул языком Акасуна, выглянув в окно. — Думаю, они запомнили бы это дело надолго.

— Что я здесь делаю? Зачем ты привел меня сюда? Чтобы вызвать жалость?

— Жалость? Думаешь, мне нужна чья-то жалость? Правда ни на чьей стороне, Рейко, она сама по себе.

— Еще скажи, что ты жертва, — Акияма проскрежетала зубами с отвращением больше к самой себе, ударив кулаком по груди там, где билось мешающее ясно думать сердце. — Ты убийца, Сасори, и никакие дома с умершими бабушками этого уже не изменят.

— Жертвы, злодеи — людям легче вешать ярлыки, клеймить, но не разбираться в сути. Знаешь, как любят говорить критики, злодеи — это жертвы с нераскрытым прошлым.

— Я ухожу, мне нужно домой к себе, отдохнуть и свыкнуться с тем, что, возможно, меня скоро изнасилует психопат-социопат, а потом убьет, узнав, что я не девственница. А если я выживу, то мне самой придется стать убийцей, чтобы ты упокоился, а моя месть свершилась. — Рейко направилась на выход, но её остановил неожиданный вопрос Акасуны:

— Твои близкие, у тебя ведь есть родители, ты общаешься с ними?

— Нет, — Акияма поморщилась, не понимая, к чему он ведет, — мне даже в голову не приходило выйти с ними на связь. Это странно, да?

— Может, потому что тебе нынешней нечего сказать своему прошлому?

— О чем ты?

— Ты изменилась, к худшему или же лучшему, но ты уже не та, что раньше. И знаешь почему?

— Почему?

— Ведь Акияма Рейко, их дочь, мертва. Потому тебе и нечего им сказать.

— Если все так, то кто я, стоящая перед тобой? — на грани истеричного хохота воскликнула Рейко.

Сасори обернулся, и Акияме стало не по себе от диссонанса благодушия в глазах убийцы, от ласковой улыбки на юродивых губах. Истинно черт во плоти ангела.

— Это ты ответь сама себе на этот вопрос, кто или что ты.

Комментарий к Глава 24. «Паутина» * – девиз журнала Shonen Jump.

Что же, вот и закончились главы так сказать промежуточные, полные “воды” и терзаний героев. Дальше нас ждет непрерывный любимый эпик и мясо. :D

====== Глава 25. «Бабочка-однодневка» ======

— У вас уже есть опыт в этой ипостаси?

Сидящий напротив

Рейко мужчина напоминал собой скорее рекламного агента, пиарщика, но никак не сутенера. У сутенеров не бывает такой припасённой вежливой улыбки и прекрасных манер джентльмена. Не говоря уже о лоске внешнего вида: отутюженный костюмчик от Армани, красный платочек в кармане, вот только волосы зализаны как у какого-нибудь мафиози из фильма о гангстерах.

Да и Рейко никак не могла привыкнуть к своему образу однодневной проститутки, которой позарез нужны деньги на лечение умирающего родителя. Трогательная история и слезы в уголке глаз, которые поспешил утереть своим платком сутенер, понимающе закивав.

Будучи начинающей полицейской, Акияма не раз была вынуждена играть девушек легкого поведения под прикрытием. Но ни у одного её образа не было такого дорогого черного платья, покрытого ненавязчивой сеткой блесток. Волосы собраны в сдержанную ракушку, глаза как у настоящей Клеопатры — серые омуты, заключённые в черный ободок подводки.

— Не совсем. Я впервые на таком мероприятии.

— Кажется, за вас поручился Хошигаки-сама, очень серьезный… — вероятно, сутенер хотел сказать «опасный», но нашел более нейтральное слово, — внушающий доверие человек, — и добавил ласково-ненавязчивым голосом: — Кто-нибудь знает о том, что вы здесь находитесь?

— Нет, — Рей сглотнула застрявший в горле ком и сверкнула уверенной улыбкой, в которой не усомнился похотливо рассматривающий ее с профессиональной точки зрения сутенер.

— И еще один нескромный, но немаловажный вопрос: вы девственница?

— Конечно. Да. — А в тоне толика возмущения. Как будто бы она здесь сидела, если бы это было не так.

— Что же, обычно мы проводим дополнительную проверку, если вы понимаете, о чем я. Но раз вы от такого человека, как Кисаме… В таком случае, вы приняты. — Крепкое рукопожатие скрепило сделку.

Во дворе небольшого домика, расположенного за городом, стоял затонированный автобус, куда отправлялись все прошедшие собеседование скромные блудницы — опороченные и невинные. Смутно представляющие, что их ждет, из-за оглушающего рассудок шелеста толстых купюр. Всего одна ночь, и вы несметно богаты.

Окна оказались затонированы с обеих стороны. Автобус продвигался быстро, как левитирующий над владениями бывших дайме дракон. Ухабистая дорога и серпантин были ему нипочем.

Рейко нервничала, присматривалась к лицам других девушек: одни, такие же взволнованные, почти напуганные, нервно облизывали губы и сжимали и разжимали кулаки. Другие беззаботно переговаривались, скорее всего, пытаясь унять волнение непринужденной беседой.

Автобус остановился только спустя час. Ночной прохладный весенний воздух встретил хлестким ударом в лицо, идеально подходящим, чтобы вовремя отрезвить. Трехэтажный особняк огорожен исполинскими воротами, вершина которых сплеталась проволокой высокого напряжения. Совсем как описывал Кисаме. И его местоположение не могло поддаться сомнениям — координаты, которые он сообщил, несомненно, были верными. По крайней мере, этим пыталась успокоить себя Акияма.