Кукловод: Реквием по Потрошителю
Шрифт:
— Ты опоздала, — констатировал Сасори.
Блондинка театрально надула полные уста и пододвинула стул ближе к парню, обвив его шею холодными змеями рук.
— Ну, прости-прости! Я задержалась в магазине.
— Юки, ты ведь знаешь, что я ненавижу ждать. Для чего я подарил тебе сразу двое наручных часов?
Юки оглядела запястья, на которых изящно смотрелись тонкие браслеты с циферблатами часов размера глазного яблока.
— Ой, да ладо тебе, — девушка назойливо чмокнула юношу в губы, — ничего ведь страшного не произойдет из-за моей маленькой непунктуальности.
Она
— Действительно, что может произойти страшного после десятого опоздания.
Алеющие лучи сентябрьского солнца струились на небосводе над просыпающимся городом, по улицам которого не спеша брели горожане, а по дорогам, подобно кровеносным капиллярам, струились автомобили. Несколько полицейский машин, выбившихся из систематической задумки создателя, мчались по полосе, а рев сирены разрывал утреннюю тишь.
Возле городского парка постепенно скапливались проходившие мимо зеваки, наблюдая, как один из уборщиков, пыхтя и дрожа всем телом, пытается объясниться перед полицией.
Остановившийся черный седан отворил передние двери, и две фигуры, облаченные в классические черные плащи, направились к огороженному лентой участку.
Двое местных полицейских стояли напротив слепящего солнца, чьи искры алым светом отражались в их глазах, вместе со сверкающим изваянием напротив них.
Осенний ветер колыхал тонкие светлые локоны. Чуть запрокинутая назад голова застыла навеки. Лицо сверкало неестественной фарфоровой белизной под мерцающими лучами. Между полными губами зажата золотая цепочка, ведущая вниз, к часам, что покоились в неестественно переплетенных узлом руках. Стрелки указывали точное время, отчитывая пройденные секунды.
— А знаешь, в этом есть какой-то смысл, — нарушил тишину полицейский, тактично откашлявшись.
— Меня сейчас стошнит от этого смысла, — возмущённо воскликнул второй, сплюнув. — Это уже второй случай, мать его!
Две приблизившиеся фигуры остановились возле дежурящих у ограждения перед парком полицейских.
— Посторонним сюда нельзя! — возмутился один из полицейских.
— Мы из службы безопасности, — беспрекословным грубым басом отозвался светловолосый мужчина, вытащив удостоверение.
Полицейский, важно прищурив глаза, прочитал выведенное черным по белому имя «Сенджу Тобирама». Второй мужчина, приветливо кивнув, показал свое удостоверение «Сенджу Хаширама» и будничным тоном спросил:
— Мы проезжали мимо, что тут произошло?
— Ну, на это лучше взглянуть самим.
Хаширама, поправив ворот плаща, прошел за огражденную линию к фонтану, в центральной части композиции на краю которого в бликах струящейся воды сидела, сложа ногу на ногу, светловолосая нимфа с запрокинутой головой. Яркие лучи солнца отражались на циферблате часов, что заменяли ей глазные яблоки, а в зубах была намертво зажата цепь от часов, что покоились в сплетённых руках.
Хаширама, нервно передернул плечами, кашлянув в кулак.
— Вы не против,
Полицейские кивнули, неторопливо направляясь на выход.
Тобирама, перешагнув через край фонтана и натянув полиэтиленовые перчатки, подошел ближе. Не обращая внимания на воду, что доставала до щиколоток, морщась с видом знатока-сноба, мужчина разглядывал «произведение искусства». Оттянув нижнее веко, он дотронулся пальцем до вложенного в глазницу циферблата.
— Больной ублюдок, — вынес он вердикт. — Кажется, они приклеены.
— Гляди-ка, самое интересное, что часы в руках идут, а вот циферблаты в глазах стоят на времени 18:00 и 18:32. Возможно, в период этого времени что-то произошло. Но вот только что?
Хаширама, прошлепав по струящейся воде, разглядывал изуродованные глазницы, на месте которых теперь застыло время. И перевел взгляд на сплетенные руки.
— Ну, что скажешь? Кости явно раздроблены.
— Или он использовал химическое вещество, превратившее их в глину.
— Кажется, Итачи был прав, — обречено покачал головой Хаширама и с некой иронией произнес имя, о котором за последние два года успели забыть: — Кукловод снова на сцене.
Стрелки часов в руках мерно отсчитывали время. Последние мгновения следующего произведения искусства.
Комментарий к Пролог «Офелия» Джона Милле* http://pixs.ru/showimage/1024pxJohn_6923838_22375597.jpg
Копия фрагмента работы «Миф завтрашнего дня» Таро Окамото http://pixs.ru/showimage/1mythoftom_7539757_22375690.jpg
Полная работа http://pixs.ru/showimage/imagejpg_8437278_22375743.jpg
Ориса Накуса* – анаграмма имени Акасуна Сасори.
Фонтан, на котором нашли жертву http://pixs.ru/showimage/537jpg_2085052_22375985.jpg
Автор-таки явился спустя полгода, а то и больше прошло времени. Ну-с, начнем, так сказать.))
====== Глава 1. «Гран-Гиньоль» ======
Тяжелое и сбивчивое дыхание — сладость музыки для ушей, ведь оно позволяет ощутить себя все еще живой, будучи полностью погруженной в омут тьмы. Поглощенный тьмой — сам поглощаешь её, вкушая притворно-безвкусную пустоту. Пальцы погружались во мрак, ища опору, за которую можно бы было ухватиться. Тяжелое дыхание все еще аккомпанировало бессмысленным жестам в попытке найти хоть что-нибудь. И когда пальцы нащупали тонкие прутья металла, вопреки облегчению страх лишь сильнее сковал тело. Прутья переплетались сеткой. Клетка. В попытке разогнуться — бьешься головой, а пытаясь уползти назад — упираешься в преграду.
Акияма Рей — девушка хваталась за собственное имя, чтобы доказать, что она все еще жива. Переплетя пальцы с прутьями по разные стороны, она подняла голову, смотря в бездонную темноту, прислонившись лицом к верхней части клетки, втягивая воздух, пропитанный искусственно-кислым чадом, что заполнил её пустоту.
Она нервно проморгалась, чувствуя на ресницах не то пот, не то иссохшие слезы. Как она здесь оказалось? Мысли хаосом струились в обрывчатых воспоминаниях, отдаваясь ломящей болью в костях: она провела слишком долгое время в неудобной позе.