Кукловод: Реквием по Потрошителю
Шрифт:
— Накуса, а ты мог бы как-нибудь написать мой портрет? — перебила подругу Марико, расправив плечи, словно птица крылья.
Сасори провел подушечками пальцев по линии губ, отрешенно смотря в изумруд глаз Марико.
— Я думаю, вам двоим подошел бы иной материал, более достойный вашей красоты, чем холст.
Можно ли было предугадать, что невинное приглашение в гости сможет обернуться заточением в клетке, что едва позволяла разогнуться? Уговоренная подругой Рей отправилась вместе с ними за город, где юный художник проживал на выходных в дали от городской суеты. Двухэтажный дом, одиноко стоящий в одной из лесных парковых зон, где часто отдыхали туристы в расположенных неподалеку коттеджах, не вызвал
Как гостеприимный хозяин, Накуса пригласил девушек побыть его натурщицами, пообещав сотворить из них искусство, достойное их. Непринужденная теплая беседа, проходившая в доме, наполненном прекрасными произведениями искусствами, настолько расслабила девушек, что Рей из-за застелившей глаза после кружки предложенного чая пелены, не успела заметить, как Марико рухнула в руки их нового друга. А следом ноги подкосились и у Акиямы, отправив ее на ворсистый ковер, где она, теряя сознание, с гулом в ушах наблюдала, как Накуса подхватил на руки её подругу, унося в подвальное помещение за лестницей.
А дальше она очнулась, уже будучи погруженная во тьму.
В легкой полудреме Рей попыталась пошевелить телом, что крепко фиксировали путы. Руку пронзила резкая колющая боль, заставившая девушку зашипеть. Застеленные пеленой после долгого сумрака глаза не сразу различили очертания помещения, в котором она очнулась. Источником света служили яркие операционные лампы, установленные на потолке, чей свет бликами играл на грязно-белых стенах.
Рей находилась в углу комнаты, развёрнутая к стене, лишенная обзора. В полулежачем положении прикованная к медицинскому креслу, спинка которого удобно позволяла откинуться назад. Страх лианой сдавил её горло, когда она поняла, что не чувствует собственного тела. Только иглу в вене, в которую поступала желчного оттенка жидкость из рядом стоящей капельницы.
Попытка пошевелиться не увенчалась успехом и лишь призвала к себе уже знакомую кошачью поступь. Акияма затаила дыхание, не в силах дышать, мышца в груди сжалась в тугой комок. Она лишь нервно моргала, отсчитывая шаги, словно те были последними секундами её жизни. И, когда тень появилась на стене напротив, её обладатель предстал перед ней. Асори Накуса, юный художник и по совместительству искусствовед, что пригласил их в свою обитель, был облачен в удобный холщовый медицинский халат, явно предназначенный для одноразового использования. Безжизненным кукольным взглядом он прошелся по очнувшейся пленнице, и руками, вскинутыми вверх, как делают хирурги перед операцией, облаченными в полиэтиленовые перчатки, отключил капельницу, точными, но плавными движениями, подцепив новый пакетик.
— Накуса, что происходит? — охрипшим и ослабевшим голосом спросила Рей, борясь с тяжестью век.
Пронзительный карий взгляд впился иголками, юноша закончил работу с капельницей и, нагнувшись над Рей и облокотившись руками о подлокотники, таинственно прошептал:
— Готовлю тебя вот к этому. — И развернул кресло, открыв Рейко картину, что прогнала её болезненный сон.
Нагая Марико лежала на операционном столе, белее чистого холста, к рукам её были присоединены такие же трубки капельницы, однако в пакетах покоилась алая краска жизни. Точно такая же плескалась в литровых баллонах на рядом стоящих столах.
Комок тошноты подошел к горлу, но из-за пустоты желудка Рей лишь издала блеющий стон. Из-за сжавшегося горла она не смогла вымолвить ни слова, лишь раскрыла уста, из которых капала влага, и хрипло стонала сквозь слезы, застелившие тошнотворную картину.
— Не стоит плакать, — поспешил успокоить Сасори, вернувшись к операционному столу, отцепляя иглу от вены. — Твоя подруга ничего не почувствовала. Смерть от обескровливания… Я бы сказал, что она самая безболезненная и милостивая. — Акасуна вскинул голову
— Ты болен, — обессиленным голосом сквозь всхлипы простонала Рей.
— Оу, поверь, есть люди гораздо больнее меня, убивающие просто так или для насаждения, за деньги, в конце концов.
С педантичной щепетильностью Акасуна юрко отодвинул столик с наполненными кровью болонами и пододвинул другой — с медицинской провизией.
— А в твоих убийствах, значит, сакральный смысл, заложенный какими-то великими силами? — выплюнула Акияма со всеми силами, какие у неё еще были.
Она попыталась вырвать руки из фиксаторов, но игла больно впилась в вену. Рей вспомнила случай забальзамированного тела, найденного в городском парке, и тогда ужас правды затрепетал в её глазах. Сасори, пристально наблюдающий за её реакцией, кажется, понял.
— Да, я — кукловод. Не могу сказать, что мне не нравится прозвище, которое мне дала полиция. Но, согласись, звучит оно немного избито и тривиально. В любом случае первым материалом я выбрал Марико, просто потому что её имя напомнило мне мой первый образец. Так что, думаю, я отвечу на твой вопрос, а точнее покажу тебе его «смысл», о котором ты говоришь, и потом уже использую твой материал. Позволишь?
Сасори шутливо указал на её подругу и достал алебастровую маску — знаменитая маска Потрошителя, третировавшего Токио два года назад. Надев венец страха, Сасори вытащил медицинскую электропилу, чей рев разрезал воздух, и крутящаяся сталь спирали медленно опустилась на посиневшую кожу грудной клетки Марико, кистью художника вычерчивая багряную линию, что заструилась вниз, к животу.
Рей неистово завопила, задергавшись на пыточном кресле, уже не обращая внимания на боль в руке. Её крик аккомпанировал свисту электропилы. Сасори подобно мастеру писал свое произведение искусства, чинно разделывая тело на две части. Он не слышал ни рева пилы, ни истошных воплей своего следующего произведения искусства. Сейчас он был поглощен творческим процессом. Осторожно откинул пилу в бортик, специальными фиксаторами раскрыл грудную клетку с брюшной полостью, щипцами разламывая ребра. Изящный скальпель, что более тонкой кистью аккуратно срезал органы, одним за другим отправляя их в заранее приготовленное судно. И свидетелем его апофеоза была кричащая девушка с внешностью чистого холста. Руки погрязли в натуральной багряной краске, и он без брезгливости, закончив очищать материал, предназначенный для живописи, прошел к креслу, где прикованная Акияма Рейко, ушедшая в состояние прострации, обезумев, смотрела в одну точку сквозь него, милостиво шепча «Прекрати, прекрати». Она читала эти слова словно мантру, и, даже когда Сасори окровавленными руками дотронулся до её лица, заставив посмотреть на себя, она не прекращала скандировать их, словно это могло спасти её от судьбы подруги. И тогда, невинно улыбнувшись, Акасуна развернул её лицо в сторону своего операционного мольберта. И, увидев вскрытое тело подруги, Рей потеряла сознание.
Уютный треск дров напомнил о детских годах в охотничьем домике, где когда-то они с семьей отдыхали в холодные вечера зимы, что так редко покрывала снежным одеялом просторы Осаки. Но вместо детской грезы, открыв глаза, Рей увидела величественный дубовый стол, что занимал немалое пространство в комнате, погруженной в полумрак, который освещали тлевший огонь в камине и свечи в канделябрах, украшавших стол, накрытый благоухающими яствами. Зрение еще не привыкло после долгого пребывания во тьме, поэтому Рей не сразу заметила сотрапезника. Звон хрусталя заставил сфокусировать взгляд на другом конце стола. Напротив неё восседал её визави, что привлек ее внимание, постучав десертной ложечкой по бокалу, чье содержимое напоминало кровь.