Кукольная королева

Сафонова Евгения

— Ох, — вырвалось у Таши. — Но она ведь выздоровеет?

Трактирщик тяжело вздохнул.

И, не ответив, открыл учётную книгу.

Когда Таша вбрела в комнату, Арону хватило беглого взгляда в её глаза, чтобы помрачнеть и подняться на ноги.

Как всё же здорово, когда не нужно ничего объяснять — путаясь, заикаясь, подбирая слова…

Миг

дэй, задумавшись о чём-то, смотрел на тёмное небо за окном. Потом молча прошёл к двери.

— Никуда не уходите, — бросил он через плечо.

— Арон?..

Но он уже вышел.

— Арон, постой!

Схватив плащ, девушка с криком «Джеми, будь здесь!» недоумённо рванула следом.

— Арон, куда ты? — нагнав дэя на лестнице, выдохнула она.

— Исполнить свой долг.

— Какой? — Таша на ощупь застегнула пряжку плаща. — Чем ты можешь помочь?

— Ты ведь идёшь со мной.

— Конечно!

— Значит, увидишь.

Оклик Арона застал Нирулин в воротах трактира. Та, обернувшись, остановилась — скорее машинально.

— Простите, что задерживаем, — заговорил дэй. — Я слышал о вашей дочери…

Нирулин нетерпеливо кивнула. Словно кукла, которую дёрнули за верёвочку.

Слушая, не слыша.

— Дело в том, что я немного владею навыками целителя и могу помочь.

Таша даже не сомневалась в том, что служанка скажет следовать за ней.

— А ты, — не удержавшись, шепнула Таша — привстав на цыпочки, почти дэю на ухо, — ты действительно…

— Да, действительно.

Она только головой качнула.

Сколько же у тебя ещё припасено сюрпризов?..

— Эй, — жизнерадостно донеслось сзади, — подождите меня!

Таша обернулась так резко, что плащ взметнулся крыльями.

— Джеми?! Я же сказала тебе…

— Святой отец… пуф… я хочу с вами, очень хочу! — затараторил мальчишка, поравнявшись с ними. — Можно? Ну пожалуйста!

— Если будете вести себя тихо, — после секундного колебания молвил Арон.

— Считайте, что я рыба, — торжественно пообещал Джеми.

— А какая именно? Хотя, — задумчиво протянула Таша, — кошки, наверное, любую съедят…

Вытянувшееся лицо мальчишки чуточку подняло ей настроение.

На

дорогу ушло немало времени — но в какой-то момент своды туннеля, ведущего к Камнестольному, поползли выше, а потом и вовсе взлетели на такую высоту, что Таша не смогла разглядеть потолка открывшейся взгляду пещеры. Казалось, над каменной площадкой, от которой вилась вниз, к городу, крутая лестница, куполом бархатилась пасмурность ночного неба.

Море Камнестольного переливалось огнями внизу. От белого центра расходились широкие круги жилых районов — по мере приближения к окраине всё темнее. Как снисходительно пояснил Джеми, округа отделялись друг от друга стенами; центр был белокаменным, а далее по степени благосостояния жителей использовали более тёмные материалы.

Преодолев спуск, вскоре троица уже следовала за Нирулин между домами: невысокими, почти чёрного камня, с такой искусной резьбой по стенам, что Таша только диву давалась. Хохотали о чём-то своём соседи, хлопали двери, задирали лапы на углах низкорослые собачки. Отовсюду неслась бойкая цвергская речь. Коренные обитатели Подгорного сновали по ярко освещённым улицам, окидывая компанию подозрительными взглядами. Впрочем, взглядами дело и ограничивалось — скорее всего, благодаря Нирулин.

Пункт назначения обнаружился во втором с краю округе. Дом служанки, казалось, с трудом втиснулся между двумя соседними: цверги высоко ценили родственные связи и обычно строились рядом с родичами, как не замедлил объяснить Джеми. Камень стен, изрезанный затейливыми кружевами цветочных узоров, был тёмно-серым, вокруг дома зеленел небольшой огородик — грядки с овощами и даже несколько розовых кустов. И как цверги растят всё это под землёй? Вот уж точно мастера на все руки…

Впрочем, посторонние мысли ретировались, стоило Таше, основательно пригнувшись, переступить порог дома.

Обитель цвергов выглядела кукольным домиком, точной копией людских домов, лишь уменьшенной раза в полтора. Уют просто обставленной прихожей тревожными нотками рушили запахи: сладкий аромат парки, пронзительный — спирта, острый — целебного корня скинпы… и терпкий дымок тлеющих цветов эндилы.

Аромат смерти.

Таша знала этот запах. Цветы эндилы жгли над колыбелью новорожденного и постелью умирающего.

Не раздеваясь, Нирулин метнулась в спальню. Таша — за ней, порой задевая макушкой балки потолка, слыша позади шаги Джеми и шелест одежд Арона.

Ярко освещённая комнатка была совсем небольшой, заваленной игрушками, с пёстрым лоскутным ковром на полу. На постели металась девочка: рыжие кудряшки слиплись на лбу, лицо снежной бледности, губы с оттенком синюшности. Часто, тяжело дышала, выкрикивала что-то сквозь сон. Седовласый цверг хлопотал подле неё, протирая детский лоб компрессным хлопчатником, смоченным спиртом; другой, рыжеволосый, сидел на трёхногом табурете, сгорбившись, уставившись куда-то на стену — видимо, муж Нирулин.