Кулачные бои в легком весе
Шрифт:
Джем оказался в портовой конюшне с тех пор, как его отец умер от легочной лихорадки, которой немало поспособствовали годы, проведенные Мейсоном-старшим в облаках пара в литейном цеху. Мать Джема бесплатно отдала сына учеником конюха в восьмилетием возрасте, и мальчик днями и ночами обихаживал, чистил и поил лошадей, натирал маслом седла и упряжь, ворочал вилами навоз — и получал за это только кров и еду. Ночевал он там же, в конюшне, и звон уздечек и топот копыт служили ему единственной колыбельной.
После того как зимой неожиданно заболела и умерла мать, десятилетний Джем остался один-одинешенек, если не считать
Когда Джему только исполнилось шестнадцать, в конюшню Фрайера заглянул Пэдди Такер: он объезжал окрестные города в поисках талантов и остановился подковать свою старую кобылу. Болтливый ирландец сразу заметил мускулистые руки и бугристые плечи Джема, его аккуратные и точные движения, когда юноша наклонялся, зажимая копыто кобылы коленями.
Пэдди решил, что на парня, умеющего обходиться с лошадьми, всегда можно положиться, особенно если он еще и кузнец. Лошади бесхитростны, и мальчишка умудрялся понимать и успокаивать их лучше всех, кого Такеру доводилось видеть. Парню даже не нужно было учиться: свое боевое чутье он доказал еще в тот момент, когда демонстрировал Пэдди свой размашистый удар справа. Молотить металл или людей на заднем дворе пивной — этот здоровяк годился и для того, и для другого, и они с Пэдди начали зарабатывать, организуя бои летними субботними днями.
Мужчины, которых Такер убеждал сразиться с Джемом на ринге, были едва ли не так же бесхитростны, как и лошади. Их следующее действие можно было предугадать с первого взгляда, а если они пытались хитрить, становилось только проще. Никто из них не понимал собственных сильных сторон: даже быстрый длиннорукий парень, который мог бы жалящими прямыми ударами одолеть Джема, вечно норовил нанести мощный фланговый хук в духе Билла Перри и полностью открывался. Мейсон угадывал следующий ход соперника еще до того, как тот начинал действовать.
Джем слыхал о Билле Перри еще со времен работы в портовой конюшне Типтона, прежде чем переехал на конюшню в Билстоне. И знал, что говорят о Билле теперь. Пэдди уверял, что Громила стар и совсем спился, но добавлял: «Не хотелось бы ссориться с ним без нужды. Билли был лучшим среди старых кулачных бойцов. Хотя поговаривают, что теперь у него совсем жалкий вид».
И вот в тот день, когда солнце немилосердно жарило посетителей ярмарки, Джем огляделся и с удивлением обнаружил, что перед его балаганом стоит Громила собственной персоной. Вокруг уже начала собираться толпа, и Билл Перри проковылял вперед, тяжело опираясь на палку и пытаясь разглядеть Джема. Рядом с ним шла женщина, походившая на гвоздарку, а позади стояла высокая смуглая цыганская девушка с черными волосами, собранными на затылке, одетая в мальчишечьи штаны.
Джем встретился с молодой цыганкой взглядом, и, как случалось у него с лошадьми, парня вдруг озарило. На секунду ему показалось, будто его что есть силы двинули под дых. Голова закружилась и наполнилась пляшущими огоньками, а сердце заколотилось о ребра.
Билл внимательно посмотрел на Мейсона и протянул полную горсть пенни:
— Я пришел поучить тебя уму-разуму, красавчик, и забрать твою
Толпа, сбежавшаяся посмотреть на поединок между Громилой и Билстонским Задирой, взревела.
Глава двенадцатая
Я никогда прежде не видела таких, как он.
Никогда прежде не видела богов.
А теперь бог стоял передо мной в одних лишь штанах, и солнце заливало его золотым светом, а глаза цвета незабудок были обрамлены длинными черными ресницами. Он был прекрасно сложен и походил на мраморную статую, гладкую и чистую; изгибы мускулов сияли, словно полированное дерево.
Едва наши взгляды встретились, я ощутила его целиком и поняла, что он тоже ощутил меня, пока Билл с ревом отдавал распоряжения, будто пьяный адмирал. Впрочем, Билл и в самом деле был пьян.
Я ощутила его запах: теплое сено, дубовые угли, пряности и вспаханная земля жарким летним днем. Мне хотелось дотронуться до него, коснуться медово-золотистой кожи и сияющего лица. Хотелось запустить пальцы в блестящее золото волос и гладить тугие завитки кудрей. Меня охватила дрожь, закружилась голова. Ощущение было как от пропущенного удара.
Вдруг я снова поднялась над землей, глядя сверху, словно кружащий в небе жаворонок. Я видела, как он стоит на этом помосте, окутанный сиянием, и знала, что мне уже являлась эта картина. И еще знала, что нам суждено быть вместе. Я парила в высоте, надеясь, что ветер подтолкнет нас друг к другу, и мне нестерпимо хотелось нырнуть вниз и осторожно опуститься ему на плечо, увлечь за собой.
Но Билл продолжал буйствовать и задирать парня, вызывая его на драку, после бессчетного количества кружек, осушенных за три часа в пивной палатке вместе с Джейни, пока я гуляла по ярмарке, любовалась цветами и вдыхала запахи, хотя пару раз меня отгоняли от прилавков, решив, что я собираюсь что-нибудь украсть.
Там, в пивном шатре, Билл встал и заявил собравшейся вокруг него компании:
— Мы устроим настоящую пирушку. Обязательно устроим!
И тут кто-то обмолвился, что в округе объявился новый боец по имени Джем Мейсон, и предложил Громиле бросить ему вызов.
Путь на ярмарку в то утро выдался не из легких. Всю дорогу я ругалась с Биллом, который ковылял, опираясь на палку, направляемый Джейни, которая видела то, чего не видели глаза самого Перри. Причиной нашей с ним перепалки служило мое желание пойти в школу и учиться у мисс Уоррен. Я уже грезила о том, как буду в скромном платье сидеть в красивой комнате, читать Библию и пить чай с другими дамами.
Щедрость Билла к забастовщикам и штрафы за драки висели на «Чемпионе» тяжелым грузом. Мы задолжали пивоварам за эль, и они прислали записку (я сама прочитала ее Биллу), что с конца месяца перестанут поставлять бочки с пивом, пока не будет оплачен долг в шесть фунтов и двадцать три пенса. От магистратов едва ли не каждый день приходили требования погасить наложенные штрафы, мясник требовал два фунта и девять пенсов за мясо, а пекарь заявил, что будет брать по таннеру за буханку, пока Билл не заплатит причитающиеся два фунта. Нам еще повезло, что Перри оставался владельцем «Чемпиона» и не заложил его, чтобы получить кредит. Я ничего не понимала в купюрах и монетах, в наличности и вложениях, но знала: раз уж угодил в яму, не стоит рыть ее еще глубже.