Кулачные бои в легком весе
Шрифт:
Помимо всего нас осаждали заводчики, которым приглянулся наш участок на берегу канала, и они присылали приказчиков, предлагающих Биллу ссуды. Нам с Джейни еле удавалось его отговаривать, потому что за двадцать фунтов Громила был готов переписать на чужаков весь участок. А если бы он взял предложенные деньги, то быстро пропустил бы очередную выплату, и тогда у него забрали бы все: пивную, землю под ней, насосы и отличную деревянную барную стойку, а мы оказались бы на паперти. Так заводчики поступали с другими, чьи участки им хотелось заполучить.
Вот мы с Джейни и
В то утро по пути на ярмарку он, по обыкновению, ворчал:
— Тебя ребенком продали цыгане, и ты принадлежишь мне. Хочешь ты того или нет, барышня, но ты передо мной в долгу. Ты должна мне за кров, за безопасность, за то, что выросла такой фигуристой. Я своим потом и кровью добыл тебе дом. И ты никуда от меня не уйдешь. Не уйдешь, или снова будешь жить впроголодь. И не думай, красавица моя, что твой важный вид способен принизить честного рабочего человека в глазах окружающих.
Я предпочла не напоминать, что сам Билл не отработал полностью ни одного дня за все годы владения «Чемпионом», где я скребла, чистила и готовила, пока он проводил каждое утро, мучимый последствиями выпитого накануне пива, а каждый день и вечер «поправлял здоровье». Конечно, я любила эту большую глупую старую сволочь, но не ему было указывать, каким путем пойдет моя жизнь.
В тот день, как и все время с момента знакомства с сестрами Уоррен, я чувствовала тягу пойти по избранному мной пути. Я ощущала переплетение нитей, видела его. Меня манил зов судьбы — тихие песни, что кружили в голове подобно призрачному щебетанию жаворонка, парящего в дуновениях летнего ветра.
Мы закончили ругаться только дойдя до ярмарки, когда Билл сказал:
— Ты не ослушаешься меня. Ты не настолько непокорна, чтобы пойти против отца, и всем известно, что так и должно быть. Об этом даже в Писании говорится, так велит сам Бог в назидание капризным девчонкам вроде тебя, моя красотка Энни!
Он вместе с Джейни отправился в пивную палатку, где вокруг него, как всегда, собралась толпа. Но мы с Джейни обе понимали, что в драке Громила уже ни на что не годится. Он еле передвигал скрюченные ноги, да и голова стала его подводить — наверное, из-за всех тех ударов, что пришлось ей выдержать на ринге и в пьяных драках. Билл почти ничего не видел, хоть и утверждал, что видит. И, если уж на то пошло, я знала, что он мне не отец. Я любила Громилу, но отцом он мне не был, что бы сам ни говорил.
Но даже в стельку пьяным Билл слышал подначки собравшихся вокруг бездельников, подбивавших его на драку. Он посмотрел на меня, когда я вошла в прогретую солнцем и покрытую серой пылью палатку, и сказал:
— Я не стану противиться воле моей дорогой Энни…
Но он уже был изрядно навеселе, и его большая уродливая голова раскачивалась взад-вперед. Билл поднялся на ноги, и сидевшие за соседними столами, обернувшись, предпочли броситься врассыпную.
Один из убегавших пробормотал:
— На хрен с таким связываться…
Билл Перри и был чудищем. Он стоял, покачиваясь и грозя всем огромными кулаками, и даже пришедший с нами на ярмарку Кэп, который обычно поддерживал друга во всех «подвигах», сказал:
— Только не сейчас, Билли. Сегодня ты драться не будешь.
Громила возразил:
— Мне нужны десять фунтов того парня. Мне нужны деньги, если Энни отправится учиться. Разве не так, дочка? — Он направился туда, где я посреди толпы наблюдала за его буйством. — Они мне нужны. Нужны, господа. Потому что, если я их не заполучу, в «Чемпионе» больше не будет эля. Никакого эля! Это меня разорит, господа…
Толпа загудела, когда он пригрозил, что эля больше не будет, и Громила поковылял к выходу из палатки, а Джейни бросилась за ним, умоляя:
— Не надо, Билли…
Мы двинулись следом, а Перри шел через ярмарку, врезаясь в людей и выкрикивая, что он был чемпионом Англии.
Наконец мы добрались до балагана, где боксировал Джем Мейсон, и увидели, как он несколькими короткими комбинациями уложил молодого шахтера. Соперник свалился где-то через полминуты после того, как вышел на ринг, с ухмылочкой помахав приятелям высоко поднятыми кулаками. Надолго его не хватило. Джем Мейсон оказался быстрым и умным, а вдобавок прекрасно двигался.
Едва он разделался с шахтером, вперед вышел Билл с пригоршней пенни.
Тогда-то Мейсон и посмотрел на меня.
За нами стояла толпа, громко требующая поединка. Было заметно, что Джем совсем не горит желанием драться, понимая, в каком состоянии сейчас Громила.
Я сказала Джейни:
— Надо его остановить.
— Удачи тебе, Энни, — скривилась она. — К тому же Биллу нужны эти деньги. Если только у тебя где-нибудь не припасена десятка, чтобы он со всеми расплатился. Но не волнуйся: он очухается, как только выйдет на ринг.
Билл уже полез через канаты. На ринге маленький краснолицый ирландец в алой куртке и цилиндре принял деньги и поприветствовал нового претендента. Потом, потирая руки, обратился к толпе:
— Дамы и господа! Сейчас мы увидим настоящий поединок! И кто же в нем сойдется? Типтонский Громила будет драться с Билстонским Задирой! Вы до конца жизни будете вспоминать, что видели это собственными глазами! Подходите, друзья, подходите! Такое нельзя пропускать!
Джем Мейсон, приплясывая, ушел в свой угол. Толпа все разрасталась, со стороны палаток бежали люди, услыхавшие, что намечается бой между Громилой и Задирой.
Меня охватило дурное, очень дурное предчувствие. Я увидела черные одеяния, венки и катафалк и поняла, что это будет последний бой Билла, если я выпушу его на ринг. Потом снова вернулся этот зов, ощущение, что Большой Том с улыбкой смотрит на меня с неба, что гомон и пение толпы предназначены только мне и что здесь, на пыльном ярмарочном поле, я сумею направить свою лодку в нужное русло. Я осмотрелась, оценила окружающую обстановку и ясно увидела смысл, словно прочитав его в книге. И, глядя на Джема Мейсона, прикинула свои шансы. Шансы хотя бы дотронуться до него.